— Мне хотелось бы провести с тобой всю сегодняшнюю ночь. Но даже если этого не случится, ничто не изменит моего отношения к тебе. Я люблю тебя.
Пирс остановил машину у входа в ресторан и, положив руку на спинку сиденья, обернулся к Алисии. Она молча смотрела на него. Нежно поглаживая ей ладонь. Пирс не сводил жадного взгляда с ее лица.
— Алисия, знай — что бы ни случилось… — Он запнулся, перевел взгляд на их скрещенные руки и начал снова:
— Я хочу, чтобы ты знала: сегодня был самый лучший, самый незабываемый день в моей жизни. Я люблю твоих детей. Я люблю тебя. Люблю всем сердцем, и ничто, слышишь, ничто не может этого изменить.
Наклонившись, Пирс поцеловал Алисию. Соприкасались только их руки и губы, но ей казалось, что он привязал ее к себе невидимым прочным канатом. Высвободив одну руку и положив ее на лацкан его пиджака, Алисия подняла голову, чтобы крепче слиться в этом поцелуе. Ей казалось, что все ее существо перетекает в него и плавится. Она разомкнула губы. Его язык тут же скользнул ей в рот и коснулся кончика ее языка.
Внезапно кто-то открыл дверцу машины и тут же отпрянул:
— Извините, мистер Рейнольдс.
— Все в порядке, — успокоил швейцара Пирс. Он выпустил Алисию из объятий, но продолжал смотреть на нее. — Мы уже готовы.
Алисия не была в этом уверена. В данный момент она даже не знала, в состоянии ли стоять, идти, дышать. Все ее тело сотрясала дрожь, мысли путались, душа пела. Волшебное объятие Пирса лишило ее способности соображать, и ей хотелось навсегда отдаться этой магической силе.
Его поцелуй, подобно волшебному туману, проник в ее тело, и сейчас она ощущала его во рту, в груди, в животе, между ног, в коленях и ступнях.
Все еще опьяненная этим восхитительным объятием, она позволила вывести себя из машины. Пирс уверенно подвел ее к стеклянной двери ресторана, щедро одарив чаевыми швейцара, столь немилосердно помешавшего им целоваться.
Ресторан не принадлежал к числу тех мест, куда приходят нынешние и будущие знаменитости, чтобы похвастаться новыми нарядами или продемонстрировать свое новое лицо — результат отлично проведенной косметической операции. В этом заведении царила сдержанность, умеренность и элегантность. Интерьер был столь же ненавязчив, как и музыка — дуэт скрипки и фортепьяно. Многочисленные официанты были предупредительны, но бесшумны и почти невидимы.
— Ваш столик ждет вас, мистер Рейнольдс, — объявил метрдотель после обмена приветствиями. — Прошу.
Пока они шли к столику, посетители ресторана оборачивались в их сторону. Без ложной скромности Алисия должна была признать, что из них получилась весьма импозантная пара. На Пирсе был темный, почти черный костюм и рубашка цвета слоновой кости. Дополняли ансамбль шелковый галстук и носовой платок, выглядывавший из кармана, которые напоминали цветом красное бургундское вино. Волосы были тщательно уложены и слегка блестели, хотя создавалось впечатление, что эта искусная прическа была чуть взлохмачена порывом озорного ветра или рукой женщины.
Когда они сели за стол и Пирс начал просматривать карту вин, Алисия холодно бросила:
— Похоже, тебя здесь все знают. Ты часто сюда приходишь?
Он усмехнулся, уловив неприкрытую нотку ревности в ее голосе.
— Да. Привожу сюда потенциальных клиентов.
— Наверное, на них это производит впечатление.
— Так и есть. Как правило, после обеда в этом ресторане мы получаем новые заказы.
Он намеренно ничего не сказал о женщинах, с которыми приходил сюда, так что естественное любопытство Алисии осталось неудовлетворенным. В любом случае сейчас все эти женщины не имели никакого значения.
— Что мы будем есть? И какое заказать вино — красное или белое?
Позже Алисия не могла бы ответить на вопрос, что она ела. Единственное, что ей запомнилось, это то, что все блюда были восхитительны. Разнообразные приправы и изысканная сервировка дополняли это ощущение. К тому же Алисия пребывала в состоянии эйфории, которая была вызвана вовсе не выпитым вином.
— Мой желудок, наверное, в недоумении, — заметила она, когда официант убрал пустую тарелку. — Он ведь привык к гамбургерам и хот-догам.
— Я рад, что тебе понравилось. А на десерт рекомендую клубнику со сливками.
— Больше не могу…
Но оказалось, что она может. И Алисия съела все, наслаждаясь каждой ягодкой.
— Пирс!
— Да?
Протянув руку через освещенный свечами стол, он взял ее ладонь, и официант, понимая, что его услуги больше не понадобятся, тактично удалился.
— Извини мое любопытство, — начала она. — Ты всегда пытаешься принизить свои профессиональные успехи, как будто они ничего не значат для тебя. Почему? Ведь, как правило, мужчины гордятся ими.
Он перевернул ее ладонь и начал водить пальцем по линиям руки.
— Я не чувствую, что добился успеха, Алисия.
Недавно я пришел к выводу, что все, что у меня есть в жизни, можно измерить счетом в банке. Разве это успех? Когда-то я так думал, но не теперь.
— Ты уверенно шел к своей цели. И разве надо стыдиться финансового и профессионального успеха?
— Если это все, что есть у человека в жизни, может быть, и надо.
— Я тебя не понимаю, — покачала головой Алисия. — Почему ты так строго себя судишь?
— Где жена, дети, домашний очаг, которые должен иметь каждый мужчина в моем возрасте? После своей неудачной женитьбы я никогда не испытывал ни к кому искренней привязанности, может быть, потому, что был слишком равнодушен и ленив. Только в последние несколько недель я был хоть каким-то подобием отца для своей дочери. Господи, как я жалею, что столько лет мы с Крисси могли бы что-то значить друг для друга, а не значили ничего! И разумеется, в этом нет ни капли ее вины. Во всех сферах жизни, которые чего-то стоят, я потерпел фиаско. Так что мне нечем гордиться.
Он коснулся ее щеки, и Алисия потерлась о его ладонь.
— Вот почему я бы хотел…
— Чего бы ты хотел?
Пирс опустил глаза. Медленно текли секунды. Наконец он снова взглянул на Алисию, но выражение его лица изменилось. Она поняла, что он не намерен возвращаться к прежней теме.
— Я хотел бы потанцевать с тобой. Как ты на это смотришь?
Они отправились в один из тех новомодных клубов, где можно встретить людей любого возраста и склада: начиная с панков, волосы которых были выкрашены в немыслимые розовые и голубые тона, и кончая томными леди, закутанными в дорогие меха. На зеркальном полу отражались тела, слитые в неистовом, сумасшедшем танце. На стенах мелькали кинокадры — тут были и фильмы Чарли Чаплина, и эротические ленты. Музыка ревела с такой силой, что посетители имели все основания всерьез опасаться за свои барабанные перепонки.
