– Хорошо, Саманта. А я Уильям. Ну вот, а дальше хуже. Вскоре меня поперли с работы. Сбережения начали таять. Рей окончил школу, а в колледж пойти ему было не на что. Он нашел какую-то работу и продолжал рисовать как одержимый, тратя практически все, что получал, на холсты и краски. Я злился и пилил его, потом даже пилить перестал. Признаться, я лично ничего не понимаю ни в живописи, ни в рисунке... Кто знает, может, что-то у него и получается... Но его два раза выгоняли с работы, потому что он вечно опаздывал. Свет у него всегда допоздна горит, а молодой организм все же нуждается в отдыхе, вот и результат... – Старик пожал плечами и снова вздохнул. – Когда пришла повестка, его как раз уволили в очередной раз и делать ему больше было нечего. Я как всегда обругал его, но он уже давно перестал обращать на меня внимание. А вчера... то есть сегодня утром он разбудил меня и...
– Что он вам рассказал, Уильям? – с замиранием сердца спросила Саманта, глубоко взволнованная его рассказом.
– Все. И о процессе, и о том, насколько он для него важен, и о том, что он твердо намерен не позволить истории повториться. Он сказал: дать этому Уэстлэнду уйти от наказания для него все равно что заново похоронить мать. И еще, что его пытались подкупить, предлагали деньги за голос в пользу оправдания. А когда он категорически отказался, стали угрожать, сказали, что убьют. Но мой Рей проявил себя настоящим мужчиной, послал их куда подальше, заявил, что ничего не боится. Тогда они сказали, что убьют меня, но он лишь рассмеялся и высказался в том духе, что они ему только услугу окажут.
Саманта ахнула. Она и представить не могла, что Рей способен на такую жестокость и бездушие, но старик тут же прибавил:
– Это не потому, что он настолько плохо ко мне относится. Он решил, что проявление такого безразличия будет лучшим средством защиты для меня. Если они поверят, что я ему абсолютно чужой человек, это отнимет у них рычаг воздействия. Так оно и вышло. Мальчик оказался прав. А потом... потом он полюбил вас, Саманта. Он сам сказал мне об этом. Не только сказал, но и доказал.
– Доказал? Как?
– Сверните на обочину.
Она подчинилась. Уильям положил на колени папку, которую до сих пор держал под мышкой, и раскрыл ее. С листа бумаги на Саманту смотрело... ее собственное лицо. И еще одно... и еще... и еще... На каждом из двадцати с лишним листов была она – смеялась, улыбалась, задумчиво смотрела вдаль, хмурилась и терла лоб, что-то писала...
– Боже мой... – с благоговейным трепетом проговорила она. – Боже мой... Я все время чувствовала, что кто-то на меня смотрит, но думала, мне это только кажется... Так это он...
– Да, Саманта, он. А потом вчера... Ну, вы сами знаете, что было вчера. Вчера мой мальчик превратился в мужчину.
Она залилась краской, но старик, естественно, имел в виду не их любовные утехи, а то, как Рей выступил в защиту чести любимой женщины, затеял бой и победил в нем, поставив на место мерзавца.
– Но когда он ушел от вас, то понял, что снова может стать уязвимым. Его любовь должна оставаться тайной, чтобы никто не смог шантажировать его, угрожая вам. Вы понимаете, Саманта, понимаете? Для него исход процесса чрезвычайно важен. И вы важны. Сами видите... – Он указал на рисунки. – Поэтому он и сказал, что обязан держаться так, словно вы для него по-прежнему посторонний человек. Он очень боится за вас, Саманта. Если вам что-то будет угрожать, он немедленно сдастся. Он еще сказал что-то про дымовую завесу, но я не понял, честно говоря.
– Зато я понимаю, – с нескрываемой радостью в голосе заявила Саманта. Ну конечно, дымовая завеса – это крашеная кукла!
– Ну и прекрасно. Значит, я со своей задачей справился?
– Благодарю вас, Уильям, благодарю от всего сердца. У вас потрясающий сын. Спасибо вам за него.
– Да меня нечего благодарить. Он такой вырос не благодаря, а вопреки мне, – грустно ответил старик. – Так я могу успокоить его?
– Да, Уильям, безусловно. Я все понимаю и буду спокойно ждать окончания суда. Только...
– Только что?
– Мне бы хотелось взглянуть на его картины. Не могли бы вы устроить это для меня?
– Ну, если хотите... вообще-то, он сегодня ночью на работу идет... так что, если будете осторожны... в смысле, убедитесь, что за вами не следят, тогда милости прошу. – Он назвал адрес. – Запомните? На всякий случай лучше не записывать, как считаете?
Саманта согласилась со всем и в половине двенадцатого ночи, чувствуя себя героиней шпионского романа, пробралась к дому и легонько постучала в дверь. Уильям ждал ее и открыл немедленно.
– Привет, Саманта, приятно тебя видеть. Я сказал Рею, что все в порядке. Он счастлив.
– Спасибо, Уильям, вы классный. Вы так мне помогли.
– Я рад, – просто ответил он и проводил ее на третий этаж, где располагалась студия сына.
Она провела там больше часа, а когда спустилась вниз, сказала:
– Вы даже не представляете, Уильям, с кем живете под одной крышей. У Рея настоящий талант. Это... это фантастика... Поверить не могу, что он не учился живописи.
– Ты правда так думаешь, Сэм? Серьезно?
– Абсолютно. – Она вдруг заторопилась. – Мне... мне надо идти. Спокойной ночи, отдыхайте, Уильям.
– Джин, это я, Саманта.
– Саманта? – раздался в трубке сонный голос. – Господи, который час? Что случилось?
– Час сейчас седьмой. А случилось то, что мне необходимо поговорить с тобой. Как можно скорее. Только не по телефону. Я могу приехать?
– Сейчас?! Сэмми, побойся бога!
– Джин, прошу тебя. А Бога я не боюсь. У нас с ним отличные отношения!
На другом конце трубки послышался смешок.
– Ладно, уговорила. Но не раньше чем через полчаса.
Когда Саманта вошла в квартиру своего редактора и хорошей приятельницы, из кухни уже доносился аромат кофе и горячих булочек.
Женщины поцеловались и оглядели друг друга.
– Сэмми, что это с тобой? Ты что, влюбилась?
Саманта залилась пунцовой краской, но все же засмеялась.
– Что, неужели заметно?
– Еще как! Сроду не видела тебя такой. Ты словно светишься изнутри.
– Ладно, признаюсь, влюбилась.
– И кто же он? Я его знаю? Кто-то из наших авторов? Ты с ним на последнем приеме познакомилась, да?
– Успокойся. Нет, не из авторов. Ты его не знаешь. К тому же я на ваши приемы не хожу.
– Ах да, верно. Ну ладно, проходи, садись и рассказывай скорее.
– Подожди, Джин, не спеши. Да и рассказывать пока особенно нечего. Я приехала спросить. Помнишь, ты мне как-то говорила, что, когда была в Чикаго, познакомилась с одной дамой, владелицей художественной галереи?
– Помню, конечно. Элен Стикс. Она как раз примерно через неделю будет проездом у нас в Анджелесе. У нее очередной тур по всей стране, ищет что-нибудь новенькое, оригинальное для следующей экспозиции.
