Значит, с провозом ружья проблем не будет. Русаков почувствовал, как от сердца отлегло. Пропала недавняя неловкость в этом капризничающем в последнее время органе, это обрадовало Русакова.
Значит, проблема возникнет только в том случае, если Герд захочет увезти с собой трофей. Рога, к примеру.
Внезапно свет перед глазами задергался. «Что-то с лампой?» — подумал он. Старая она, конечно. Или с лампочкой — собралась перегореть?
Сердце задергалось в такт свету, горячая испарина — как вода из дырочек невесть откуда взявшегося душа, окатила все тело. Свет вздрогнул и погас.
А когда Русаков открыл глаза, то увидел: ровный свет лампы, желто-зеленый круг, по-прежнему лежал на скатерти. Сам он тоже лежал — откинувшись на спинку стула.
Виктор Николаевич приподнял голову, шея затекла, он потер затылок. Что это было? Неужели потерял сознание? Хорош проводник для иностранных охотников.
Он замер, прислушался к себе. Уже все? Впился бледными пальцами в край стола, приподнялся, встал. Ноги держали, но дрожь била его. Хорошо, подумал он, что не отодвинул стол к окну, как собирался. Шаг, еще один. Вот он, край дивана, уже чувствует голенью.
Русаков упал, пружины скрипнули. Замер. А если… отнимутся ноги? Сердце сопровождало стуком каждое слово. Тревожно-угрожающим. Что тогда? Он уже получил аванс от Герда… Звонить ребятам? Чтобы его приняли? Но тогда он должен отдать и аванс. А он им уже распорядился.
Русаков закрыл глаза. Потом быстро открыл, пытаясь сообразить, что это. Телефон? Или звонят в дверь? Он не двигался. Услышал лязг ключа в двери.
— Па-ап! — раздалось с порога. — Ты дома? Если нет, тогда почему свет горит?
На пороге возникла дочь. На самом деле Ирина или фантом, вызванный желанием спастись? Да, да, он хотел увидеть только ее. Он понял это сейчас.
— Ты чего лежишь? — Она подскочила к нему. — В чем дело? — Ее руки заметались над ним. Русакову казалось, это не руки, а уши сохатого, большие, трепещущие. Того, за которым едет Герд из крошечного австрийского Ферлаха.
Сквозь опущенные ресницы Русаков наблюдал, как они теперь метались над комодом. Он услышал скрежет телефонного диска, потом голос.
— «Скорая»? — слышал он как сквозь вату. Она диктовала адрес. Код…
Русаков впился пальцами в край дивана. Но сказать ничего не смог.
Шум, люди, укол…
А утром — лицо Ирины над ним.
— Ты как? — спросила она, взяв его холодную руку. — В больницу или…
Отец дернулся, пытаясь подняться.
— Тихо, — предупредила Ирина. — Ты лежачий.
— Нет, — оборвал он. — У меня клиент из Австрии.
— Ты точно не в себе, — грубо бросила она. — У тебя подозрение на инсульт. Придет доктор. Если подтвердит, ляжешь в больницу.
Ирина смотрела на лицо отца. Как давно не видела его так близко! Прежде оно ускользало от нее. Или нет, он как будто прятался, весь. Он почти не жил дома.
А когда оформил пенсию, то распрощался со своей метеостанцией и приехал сюда. Теперь от рыбалки и охоты его ничто не отвлекало — и никто. Более того, сейчас это занятие приносило доход, вполне солидный. Знакомые по работе во Вьетнаме предложили вложить свою долю и открыть фирму. Принимать охотников-иностранцев в вятских лесах. Они арендовали охотничье хозяйство, построили домик-гостиницу и начали…
Когда Ирина приехала учиться в Вятку, она часто выполняла поручения отца — шуршала бумажками, как называла свою работу. Переписка с клиентами на немецком и английском рассылка рекламы были на ней. Очень скоро отец оформил ее официально в «Трех медведях», она стала получать зарплату.
Потом, когда переехала к Кириллу, тот захотел, чтобы она бросила свое занятие. Он говорил, что ее время, потраченное не на него, Кирилла, — пустое. Но Ирина отказалась.
Отцу это понравилось, поняла она.
— Была бы ты парнем, — сказал он тогда, — я бы натаскал тебя, мы бы работали вместе.
Теперь у того, чем отец занимается, даже есть название — аутфиттер. Что означает устроитель охоты. Он должен быть охотоведом, зоологом, орнитологом, промысловиком, таксидермистом, переводчиком, психологом, юристом. Кое-что из перечисленного она освоила бы без труда. Но даже если бы случилось такое и она овладела всеми необходимыми знаниями, она никогда не смогла бы сделать главного — заменить отца.
Виктор Николаевич Русаков обладал особым даром привлекать людей. Многие иностранцы, познакомившись с ним, заказывали охоту только при условии, что он лично будет сопровождать их.
— А трофеи твой Герд собирается вывозить? — осторожно спросила Ирина.
Она знала, сколько мук надо претерпеть, чтобы оформить ветеринарные разрешения на вывоз рогов, клыков, шкур, копыт. Не меньше, чем на ввоз оружия.
Отец засмеялся, довольно громко при его слабости. Ирина от неожиданности вздрогнула.
— Главный трофей он уже вывез.
— Что за трофей? — насторожилась Ирина.
— О-ох, — протянул отец, улыбаясь. — Он вывез жену, правда, из Москвы. Русскую жену.
— Да-а? — не слишком удивилась она. — Понятно. Сейчас в мире это модная фишка, русская жена.
— Я отлежусь… — бормотал отец. — Я его встречу. Все готово. Ребята его примут.
Ирина смотрела на серое лицо, на впалые глазницы, на влажный лоб.
— Вот что, папа. — Она взяла его руку, пожала. Какая холодная рука, заметила она. — Я встречу Герда Бреннеке в Шереметьево, провожу на вашу базу.
Она не убирала руку, отец пожал ее. Так слабо, что у Ирины дрогнули губы. Неужели та самая рука?
У отца был свой массажист, раз в полгода он приводил его в чувство после очередного сезона в лесах. Ворчал, что нужна нечеловеческая сила, чтобы вернуть в норму такие посаженные, почти убитые мышцы. Но до сих пор возвращал.
— У тебя крепкая рука, — заметил отец. — Надежная рука. — Он улыбнулся. Закрыл глаза.
Ирина наблюдала, как по его лицу пробегают тени. Что видит он сейчас, под закрытыми веками? Но кого не видит точно, подумала она, так это ее мать, то есть свою жену. Он даже не спросил о ней. А о Герде помнил.
О том, какая у них семья, Ирина поняла давно. В общем-то, семьей они жили только во Вьетнаме, у нефтяников.
Нефтяники из компании Вьетсовпетро, совместной советско-вьетнамской компании, добывали нефть на шельфе Южно-Китайского моря. Семья Русаковых, вместе с другими, жила в Вунгтау. Это сто двадцать восемь километров от Сайгона, который называли тропическим Парижем Востока. Когда-то на полуострове обитали французы, они называли его мысом Святого Жака. Того, которого португальцы считали своим святым.
Вунгтау и прежде был курортом, им остался до сих пор. Только намного лучше. Но для Русаковых и тогда море, песок, пальмы и солнце зимой были раем.
