Послышались шаги за дверью. Мать резко открывает дверь, заглядывает, видит рыдающую дочь, ничего не понимая, идет к ней, на ходу встревожено спрашивает:
– Ну, что опять? Не надо себя и меня изводить… Останавливается у дивана, подняв махровый халат, бросив его на диван, уже испуганно с болью в голосе спрашивает: – Что случилось? Что-то болит?
Наклоняется над ней, трогает лоб дочери.
Ирина, всхлипывая, рыдает:
– Я никому не нужна!
Мать с тревогой смотрит на компьютер, видит открытое письмо на мониторе, вопросительно спрашивает:
– Ну и чего она тебе пишет?!
Дочь, уткнувшись в одеяло, сквозь слезы, не поворачиваясь, говорит:
– Пишет, что и на моей улице будет праздник. Главное здоровье!
Та невольно вздыхает, выведенная из себя с укором переходит на крик:
– Вот и не подрывай его, свое здоровье, радуйся жизни! Указывает рукой на окно, продолжает: – Солнце на дворе! Новая жизнь бьет ключом, а ты здесь мокроту мне развела с утра пораньше. Не о себе, так обо мне подумай! Ни дня, ни ночи! Зло бросив: – В гроб сведешь меня. Посмотрев на дочь с набежавшей слезой, с горечью добавила: – И побегу! Чтоб с тобой не сойти с ума. У тебя депрессия, а у меня предынфарктное состояние, всю плешь мне проела. Вот она где у меня твоя депрессия! Она показывает рукой на затылок.
Ирина посмотрела на мать безразличным взглядом, буркнув:
– Жить не хочу! Мать, сорвавшись с места, присев с ней рядом, начала обнимать ее бесчувственное тело, всхлипывая монотонно повторять:
– Глупенькаяя! Живи! Живи и радуйся! Вытерев набежавшую слезу, с уверенностью выпалила: – И детишки будут у тебя и непременно от любимого человека!..Она встает, идет к компьютеру, смотрит на закладку слева, на фото Генриха, зло говорит: – А этот – транзитный пассажир, еще локти кусать будет. Повернувшись к дочери, вслух успокаивает: – Не знает, что счастье потерять не мудрено, вот обрести тяжело.
Мать с любовью смотрит на Ирину… Та на нервах повышает тон:
– Мама, не лезь в душу! И так тошно!
Она поворачивается, в слезах встает, начинает убирать диван.
Мать соизмеряет дочь взглядом, машет от безнадежности рукой, с сарказмом кричит:
– Не буду! Раз не нужна тебе моя, материнская любовь… Соизмеряя, смотрит на дочь, с гордостью говоря: – Значит, ты еще не любила по-настоящему. А по нелюбви и слез лить не стоит. Зло, посмотрев на фото Генриха, она с болью в голосе, скорее от отчаяния, выкрикнула: – И этот, твой – кобель! Вытирая слезу, добавила: – Дура!
После этих слов, стоя к ней спиной, Ирина вздрагивает.
Немного сжалившись над дочерью, у которой вздрагивают плечи, но она, все, же старательно собирает постель в диван, уже в ее адрес приказным тоном, хотя где-то, как– то с оттенком материнской заботы, мать скороговоркой бросает: – Возьми себя в руки! Поверь, не стоит на мужиках зацикливаться. На них мир не сошелся клином! Она разворачивается, направляется на выход из комнаты, по ходу накручивая себя, бормочет: – Вот – так помогай ближнему?! Обязательно плюнут в душу. Ирина разворачивается, взглядом провожает мать до двери. Та молча выходит из комнаты дочери, при этом с треском хлопая дверью.
Она вздрагивает. Мысль будоражит мозг: Почему все не так? Почему все всегда кувырком?
Падает на диван, стуча кулаками по нему, не поднимая головы, кричит, – Депрессия! Вскакивая, садится, смотрит на дверь, шепчет, – Я устала! Я хочу быть счастливой. Она беглым взглядом посмотрела на фото Генриха. Продолжая шептать, – И ты меня предал. А я тебе верила. Так ждала выписки из клиники.
Месяц лечения и реабилитации в клинике был безуспешен…
НЕМНОГО РАНЬШЕ…
В клинике она оказалась вследствие последствий аборта, шел длительный процесс воспаления. Ее привезли в тяжелом состоянии, считая, что она безнадежна. После нескольких часов под капельницей, ее перевели в палату, сказав присутствующим, что она не жилец. Все, глядя на нее охали, ахали, ведь она совсем молодая…
Ирина на все и всех смотрела с недопониманием происходящего, пыталась найти ответы, считывая их с лиц присутствующих.
Санитарка, что крутилась в хлопотах рядом с ней, ей шепнула: «Ничего, девка, выкрутишься, оклемаешься! Холод ставь на низ, авось и уйдет хворь. Мать ее!..»
Как-то незаметно, угловато, та сунула ей грелку со льдом.
Ирина послушно положила грелку на низ. Боль стала стихать, она уснула.
Утром дежурный врач был удивлен ее воскресанию. Единственное, что мучило – это подавленность духа. В голове все перемешалось, память не оставляла ни на минуту в покое. Лица, лица, лица…
Последнее лицо Генриха. Лишь это возвращает к грезам…
В клинике, он ее навещал, как больную, а не любимую девушку, он просто проникся к ней вниманием, наверное, так бы поступил на его месте каждый, как добрый знакомый, пусть гость из интернета. Возможно его признания больной женщине, всего-то в целях укрепления ее здоровья, не более. Уверенности нет никакой в искренности, ведь они практически не знакомы, так общались в сети интернета.
Наверное, она его расчувствовала своей слабостью. Он наверняка не видел в ней свою единственную, эти мимолетные встречи только ранили ей душу. Она осознавала, что он был просто посетитель, а она просто тяжелобольная. И практика показывает, что им, больным, зачастую лгут во спасение и выздоровление тех… А так хотелось искренности и любви. Он, Генрих, обещал приехать на помолвку после выписки…
И вот настает, то чего ждет он, быть – может, и она – выписки…
Ирина в ожидании встречи с ним, хотя понимает, что ему и ей необходимо время, чтобы ответить на вопрос: «Ты меня любишь»? Он ответил бы в ответ: «Да»!
Конечно, она вынашивает мечту – помолвка, а потом, уже свадьба!..
…Но всего этого не произошло, то, ли он испугался столь быстрого хода событий. Любовь по интернету…
А еще утверждают, что сайт «ОДИНОЧЕСТВА НЕТ» соединяет сердца. Наверное, и в этом должно повезти. Значит! Она не везучая! Если она до сих пор, пройдя весь тернистый путь, все, еще – ОДИНОКА…
Ирина горько зарыдала, уткнувшись в махровый халат.
ТРИ МЕСЯЦА НАЗАД…
…Генрих, уже час сидит в баре. Любезные дамы, откланявшись, поспешили на свои рабочие места. Кажется, что он пролазил по всей сети интернета, но впустую. Не может уйти от одиночества, даже в стенах редакции, где даже кожей ощущается ком новостей, и вряд, ли можно попасть в зону, где потеряешься безмолвствуя. Наконец появился Борис, отдуваясь, признался:
– Что устал от совещания, как черт, что ему необходимо выпить, чтобы взбодриться или, же расслабиться. Он так и не понял, что конкретно в данной ситуации необходимо. Со стороны было заметно, что он накручен и взвинчен до предела.
