— Привет! Как ты? — невозмутимо спросил он, хотя сердце бешено стучало.
Элли отступила на шаг, осмотрела его с головы до ног и улыбнулась:
— Прекрасно! А ты? Выглядишь весьма преуспевающим юристом.
Глаза ее смеялись. Она значила для него все так же много.
— Надеюсь, ты пригласишь меня на ленч в «страшно шикарное» местечко? — весело проговорила она.
— Вне всяких сомнений, в страшное и шикарное. — Он взял ее за руку и, подавляя желание приласкать, повел в направлении Линкольн Инн. Злясь на себя, Эдвард старался скрыть это изо всех сил. Он перевел ее через дорогу в сквер и показал свое любимое место.
— Мы очень спешим! — сказал он. — Мэтр может быть довольно темпераментным в случае опоздания. Так что располагайся.
Элли села, поджала под себя йоги и наблюдала, как Эдвард разливал вино, обернув бутылку бумажной салфеткой. Трава была прохладной, а солнце, пробиваясь сквозь густую листву, согревало.
— Итак, мадемуазель, желаете осетринки или копченой семги? Могу рекомендовать специального домашнего приготовления! — Он церемонно достал сверток из вощеной бумаги.
Элли, засмеявшись, потянулась к свертку.
— Балда! Сейчас же дай мне сандвич!
— Ах-ах! — поддразнивал он, улыбаясь и отодвигая подальше сверток. Потом осторожно развернул бумагу. — Пожалуйста, мадемуазель. — Он протянул бутерброды. — Ну как? Это место достаточно шикарно?
Элли проглотила кусок бутерброда:
— Ммм!.. Оно просто великолепно!
Слизав майонез с кончиков пальцев, она взяла пластмассовую чашку с вином и осушила ее.
— Официант потрудился на славу!
Эдвард рассмеялся:
— Прекрасно! Только без чаевых!
— Еще чего! Не дождешься. — Она откусила еще кусочек бутерброда, глядя на серые здания отеля «Линкольн». Они резко контрастировали с зелеными скверами, где на лужайках люди загорали или устраивали пикники.
Эдварду расхотелось есть. Он отложил половину бутерброда и лег набок, подперев голову рукой. Он смотрел на Элли. Они долго не виделись, и ему хотелось смотреть на нее бесконечно.
Элли повернулась, поймала его взгляд и прищурила глаза.
— О чем ты задумался, Гамильтон? Ты напоминаешь мне заговорщика!
— Не угадала. Я думал: что ты собираешься теперь делать? Ведь у тебя диплом с отличием. Где ты хочешь работать?
Элли закончила есть, сняла с колен бумагу и стала скатывать из нее шар.
— Не знаю. Я не думала об этом. Но если быть честной, то мне все равно, где работать. Лишь бы хорошо платили.
Она бросила бумажный шар в коробку из-под ленча и отодвинула ее.
— Элли! Ты очень талантливая девочка! Ради Бога! Ты же была первой в своем выпуске!
— Ах, оставь это, Эдвард! — Она была спокойна, но он разозлился. — За эти три года я ничего не добилась. Просто работала больше других, поэтому и стала первой! Или другие работали меньше меня. После той раны, которую нанес мне Пьер, у меня не оставалось другого выбора.
— Тебе еще больно? — тихо спросил Эдвард.
Она сжала губы и опустила глаза. Потом посмотрела ему в лицо:
— Это смешно! Нет! Хотя не знаю… может быть.
Достав из коробки бумажный шар, она подержала его в руке, а затем бросила обратно. Так много надо объяснить, но вряд ли Эдвард поймет ее. Два года назад она приняла решение и не отступала от него. Она добьется того, чего хочет, — несмотря ни на что!
Они закончили ленч в полном молчании.
Каждый раз, когда он предлагал Элли свою дружбу, она отказывалась от нее, хотя и не до конца. Между ними вырастала стена, которую он не мог перешагнуть.
Поэтому он решил переменить тему разговора.
— Ты что-нибудь слышала о Мэдди?
Элли засияла:
— Да, только вчера я получила от нее письмо из Таиланда.
— Умница девочка! Где только были мои глаза?
Элли улыбнулась:
— Я напишу ей о твоем сожалении.
Она так наивно приняла за правду его шутливое замечание, что Эдварду стало больно от ее слепоты.
Элли легла на траву, любуясь голубизной летнего неба.
— Представляешь, что она может там натворить?
Эдвард растянулся рядом с ней и размышлял о том, какие сложные узоры сплетает время из человеческих судеб.
— Держу пари, что никто и никогда не сможет это предугадать!
Переглянувшись, они дружно расхохотались.
В два часа Эдвард поднимался в здание клуба. Швейцар отворил тяжелую дверь красного дерева, и он вошел в большой холл. Взглянув на часы, он понял, что опоздал на десять минут, и подошел к портье.
— Сэр Джош Гамильтон здесь? У меня в семь часов назначена с ним встреча. Я его сын, Эдвард Гамильтон.
Важный служащий, одетый в форму клуба и выглядевший как актер на сцене, стал листать регистрационную книгу членов клуба. Пока портье выполнял его просьбу, Эдвард повернулся и стал осматриваться. Он был здесь уже не один раз. Но этот холл всегда вызывал удивление. Войдя в него, Эдвард оставлял шум, гам и сутолоку Лондона и вступал в другой мир. Мир величественный и великолепный, который жил по своим законам.
Наконец портье услужливо улыбнулся:
— Мистер Гамильтон! Ваш отец в Длинном баре. Если вы желаете, то можете присоединиться к нему.
— Благодарю, — ответил Эдвард и проследовал за портье.
Когда Эдвард вошел в бар, сэр Джош находился в небольшой мужской компании. Увидев сына, он встал и протянул ему руку.
— Эдвард! Как ты? Смотри-ка, похудел. Надеюсь, маршал Чамли не перегружает тебя работой?
— Ну, что ты! Ты же меня хорошо знаешь.
Сэр Джош улыбнулся:
— Пойдем закажем что-нибудь выпить.
После того как Эдвард был представлен другим членам клуба, сэр Джош сделал заказ и провел сына на террасу. Эдвард сел напротив отца.
— Как твой бизнес? Я видел последние сводки!
— Неплохие цифры, а? Но чтобы этого добиться, пришлось как следует потрудиться. Боюсь, инфляция будет расти. Но мы все же надеемся, что консерваторы знают, что делают. Госпожа Тэтчер кажется очень уверенной в своих действиях. Не думаю, что она допустит какие-нибудь промахи. А ты как считаешь?
В это время официант принес из бара заказанные напитки. Сэр Джош взял бокал виски с содовой и отпил большой глоток.
— Хм, — пожал плечами Эдвард. Мысли его блуждали, и он поймал себя на том, что не может думать ни о чем, кроме Элли.
Сэр Джош понимающе кивнул головой:
— А как у тебя прошел ленч с некой девушкой из Оксфорда? Это была Элли?
Эдвард растерянно взглянул на него:
— Извини?
— Я говорю, как прошел твой ленч? — повторил отец.
— О… прекрасно! Но откуда ты…
