Пойдем в своих размышлениях дальше, призвала себя Анжелика. Если они все специалисты в области химии, то можно предположить, что таким местом является какая-нибудь лаборатория. Иначе, зачем направлять в Париж химиков. Только для того, чтобы они изготовили что-то на прямо здесь, так как это более безопасно, чем откуда-то вести.
Надо как можно быстрей поделиться своими догадками с Полем, может быть, ему удастся что-то разузнать в этом направлении. И следует спешить. Если они что-то готовят, неизвестно, в какой это все находится стадии? Можно опоздать всего на один день – и катастрофу уже ничто не отвратит.
Не мешкая, Анжелика тут же позвонила Полю. По его голосу она поняла, что он недоволен этим вызовом. Впрочем, он и не стал это скрывать.
– Мы же виделись с вами совсем недавно. – упрекнул он Анжелику.
– Появились новые обстоятельства, верней, предположения. Я бы хотела немедленно их обсудить.
– Прямо немедленно.
– Лучше немедленно. Мы в такой ситуации, когда неизвестно, сколько у нас в запасе времени.
– Хорошо, встретимся через час.
Все повторилось уже в привычном порядке. Она припарковала машину, он немедленно в нее сел, и Анжелика тут же тронулась с места.
– Что случилось? – спросил Поль.
– Я прочитала ваши материалы. И у меня возникло ряд мыслей, которыми хочу поделиться. – Анжелика рассказала о своих предположениях.
Ее слова заставили его задуматься.
– В ваших рассуждениях есть резон, – констатировал Поль. – Но у нас слишком мало сил, чтобы организовать слежку за всеми сотрудниками фонда. А иначе шансы обнаружить это тайное убежище, если, конечно, оно существует, невелико.
– Но ведь иного выхода нет. Вы понимаете, что может случиться.
– Понять не трудно. Ладно, мы займемся этим делом. Эх, и работку вы нам подкинули.
– Это не я, это они.
– Ну, это еще как посмотреть. – В голосе Поля прозвучала насмешка.
Поль растворился в вечерней толпе, а на Анжелику совершенно внезапно накатила тоска. Еще один одинокий, как голос в тумане, вечер. Ей вдруг припомнилась пословица, которая родилась еще в Древнем Риме: большой город – большая пустыня. В самом деле, у нее именно такое ощущение, она сама себе напоминает бедуина, который бредет по пескам и барханам, не зная, для чего он это делает.
Анжелика вдруг подумала о Мамонтове. Как странно он себя ведет, с одной стороны выказывает по отношению к ней определенные чувства, а с другой – избегает ее. Ну, если даже не избегает, то старается не докучать. А она совсем не против, если бы он докучал ей чаще. И в частности, сегодня. Ей просто до чертиков не хочется ехать домой, и проводить время за телевизором или за романом. Когда она собиралась в Париж, получив столь ответственное и сложное задание, у нее и в мыслях не было, что она тут будет скучать, искать, чем бы себя занять.
Ею вдруг овладела решимость; в самом деле, если она хочет провести этот вечер с Мамонтовым, то почему бы его и не провести. Она припарковала машину и стала звонить.
По тому, как отчетливо и громко звучал его голос в телефоне, Анжелика определила, что он скорей всего в Париже. Это уже хорошее начало.
– Валерий Ильич, я обращаюсь к вам за помощью.
– Что случилось, Анжелика? – встревожено спросил он.
– Случилась большая беда, у не знаю, как скоротать этот вечер. Помогите. С вашей стороны это будет благородный поступок.
Анжелика услышала его смех.
– Я согласен, беда просто страшная. Даже удивительно, как вы еще живы. Впрочем, вы же героическая женщина. У меня идея, коль ситуация достигла такой критической стадии, то и лекарство должно быть соответствующее. Почему бы нам не посетить варьете, например, «Мулен руж.». Мне говорили, что там новая программа.
– Я согласна с этим радикальным средством.
– Тогда встречаемся у «Мулен руж».
Это был замечательный вечер, который Анжелика вспоминала потом долго. Великолепная зажигательная программа, прекрасная постановка, умелые исполнители создавали незабываемое зрелище. А рядом красивый, сильный, умный и приятный мужчина, смотрящий на нее влюбленными глазами. Анжелика поняла, как соскучилась по беззаботному веселью, когда ничто не мешает целиком отдаться этому настроению, уйти в другой светлый мир, где не существует никаких забот, где нет зла и несчастья, а есть только одна нескончаемая, как лунная дорожка на море, радость.
– Спасибо вам за подаренный вечер, – сказала Анжелика, касаясь руки Мамонтова. – Давно мне не было так хорошо. По крайней мере, с тех пор как я сюда приехала, уж точно.
– Вам чего-то не хватает, Анжелика, – произнес Мамонтов, беря ее ладонь в свою ладонь.
Она посмотрела на это соединение их рук и оставила все так, как есть.
– Вы правы, мне действительно что-то не хватает. Сначала мне казалось, что я сумею полностью уйти в дела. Но затем во мне стала скапливаться неудовлетворенность. И я поняла, сколько бы не было дел, только ими я жить не в состоянии. Я – женщина, и в таком образе жизни есть что-то противоестественное.
– Могу я быть с вами откровенным.
– Конечно, иначе какой смысл в нашем разговоре. Мы же сюда пришли не для того, чтобы обманывать друг друга.
– С вами сложно разговаривать, – улыбнулся Мамонтов, – вы не прощаете ни малейшей оплошности. Любая неточность вызывает у вас немедленную реакцию.
– Это происходит почти автоматом, – улыбнулась Анжелика. – На самом деле, мне хочется быть снисходительной. И не только. Иногда я ловлю себя на том, что сама себе напоминаю сухую рыбу. Наш городок, где я появилась на свет, стоит на большой реке. И на базаре всегда продавалась в больших количествах вобла. Вот и я становлюсь чем-то похожим на нее.
– Вы и вобла, – засмеялся Мамонтов, – звучит невероятно. Если бы сам не слышал, то ни за что бы не поверил. И это после вашего триумфа с портретом, весь Париж говорит о нем.
– То портрет, а то я. На нем я получилась более живой, чем сейчас сижу перед вами.
Мамонтов несколько минут внимательно рассматривал Анжелику, словно бы видел ее впервые.
– Но что тогда мешает вам поплыть по реке ваших чувств, Анжелика? – с волнением спросил он.
– Другие чувства, те, что я привезла из Москвы.
– Я не могу тут вам ничем помочь, – вдруг охрипшим голосом ответил Мамонтов. – Вы должны сами с этим что-то сделать.
– Я знаю. Но пока не получается. И поэтому мне одиноко и грустно.
– Даже сейчас?
– Даже сейчас, хотя сейчас мне ужасно хорошо. Но такие приятные ощущения испытывает лишь одна часть моего сознания, та, что задействована в данную минуту, а другая часть моего сознания готовится принять у нее эстафету. И едва это случится, мне вновь станет грустно и одиноко.
