В одном из безлюдных переулков он меня наконец отпускает.
— София, я могу тебя понять. Ты ввязалась в слишком сложную игру, получила по носу и расстроилась. Но уже пора успокоиться. Учись проигрывать.
Как обычно, его слова меня задевают. Я перестаю смеяться.
— Проигрывать? Да ведь мы не завершили игру.
— Завершили. И ты проиграла. Смирись.
Но я не желаю сдаваться. Хочу настоять на своём. Любой ценой.
— Нет, не завершили! Просто сделали перерыв. Какое там было действие? Поцелуй? И вы сказали, что я сама могу выбрать, кого целовать. В таком случае… я выбираю…
Замолкаю и смотрю на его губы. Затем, встав на цыпочки, порывисто целую его в щеку. Губы начинают гореть. Сердце колотится. Отстраняюсь. Пытаюсь улыбнуться.
Во взгляде Марка мелькает удивление и даже растерянность. А потом появляется знакомая усмешка.
Он склоняется к моим губам. Прижимает меня к себе. Запускает пальцы в мои волосы.
— София, запомни раз и навсегда: если не хочешь проигрывать, иди до конца.
После этих слов — я и вдохнуть не успеваю — он целует меня по-настоящему.
В этом поцелуе нет ничего романтичного — ни любви, ни нежности.
Жесткое, почти болезненное прикусывание губ, жаркое, яростное сплетение языков — будто это не поцелуй, а схватка, продолжение нашей битвы.
Это немыслимо, совершенно непристойно, но я прижимаюсь к нему все сильнее и продолжаю игру. Обхватываю руками его шею, чувствуя под пальцами напряжение, жар его кожи. Запрокидываю голову, подчиняюсь, отстраняюсь, и снова поддаюсь.
Никто не думает уступать — губы болят, я забываю, как дышать, и слишком поздно осознаю, что в этой игре уже не может быть ни победителей, ни побежденных.
Конец