Запрокидываю голову и смеюсь сквозь слёзы.
Его логика…это как долбить стену тараном!
Его слова сжимают моё сердце, заставляют вибрировать душу…потому что я люблю его также…всего целиком и каждый его бескомпромиссный кусочек в отдельности!
Сдерживая слёзы, я пытаюсь…пытаюсь сказать самое главное:
— Ты не слышишь меня…не слушаешь…
Он молча ждёт, пока я соберусь с мыслями, сверля меня тяжёлым взглядом.
— Ты…господи… — я опять смеюсь, закрывая глаза, и продолжаю. — Ты никогда не берёшь в расчёт моё мнение…не считаешься с ним…делаешь только то, что нужно тебе. Моего слова будто не существует…я просила тебя быть осторожнее, а тебе плевать…
— Я знаю, что ты не была против. — Мрачно говорит он. — Иначе, был бы "осторожнее".
— Ты не спросил! — выкрикиваю я, и тут же кошусь на Даура. — Ты делаешь так с первого дня! Ты никогда не спрашиваешь меня, просто делаешь! Ты… — сжимаю кулаки, дыша глубже. — Я назвала нашего сына Дауром, а в документах он оказался Хакимом! — мой голос звенит от возмущения и обиды, когда я продолжаю, глядя на него. — Мы думали, это разгильдяйство, ошибка!..
Он молчит. Хмуро глядя в сторону.
— Как ты мог?! — выпаливаю я. — Как?..
— Я всё исправлю… — невнятно обещает он, поглядывая на меня виновато!
— Ты был с ней в тот день, — с болью говорю ему. — Потому что дурочка Мира всё стерпит! Кому вообще есть дело до её чувств, до её мыслей?!.
— Это не так! — снова повышает он голос.
— А как?! — исторгаю я из самых глубин своей души.
— Не так! — гаркает он.
По моей щеке бежит слеза. Утираю её рукавицей и говорю, глядя на свои ботинки:
— Я хочу уехать. С Дауром. И ты не будешь нам мешать.
Он резко вскидывает голову и смотрит на меня со смесью непонимания и удивления, будто старая картина вдруг заговорила!
— Куда? — спрашивает он, сощурившись.
— В Париж. — Ровно отвечаю я.
— В Париж? Серьёзно? Надолго?
— На сколько захочется.
Марат молчит.
Вздыхает и смотрит по сторонам. Потом хватает меня повыше локтя и тащит вперёд, одной рукой толкая коляску с нашим сыном. Осматривается на ходу и сворачивает с дорожки, ведя нас в тень деревьев прямо к ограде парка.
Не отпуская мой локоть, он изображает крайнее веселье, и, наконец-то, говорит:
— Ты из города в жизни не выезжала. Хочешь уехать одна?
— Да. — Тихо говорю я, глядя в его глаза.
Он смотрит на меня целую минуту. Медленно скользит глазами по моему лицу, по моему телу, по всей мне. Проводит языком по зубам и хрипловато говорит, глядя на меня исподлобья:
— Не мели ерунды. Никуда ты не поедешь.
Такое небрежное отношение мгновенно выводит меня из себя. Выдёргиваю руку и говорю:
— Тогда проваливай!
— Не смей так разговаривать со мной. — грозно предупреждает король Джафаров.
— А то что?! — рычу я, толкая его в грудь. — Прикажешь упасть на колени и отсосать себе?!
Нависнув надо мной, он нагло усмехается:
— Я бы никогда не стал приказывать, если бы не знал наверняка, как тебе нравится мне отсасывать!
Поднимаю руку и залепляю ему пощёчину. Со всего размаха и со всей дури! У меня никогда не было такого дикого желания его ударить. Никогда в жизни.
Он хватает меня за плечи и впечатывает спиной в ограду, сверкая глазами. Я успеваю лишь взвизгнуть. Его колено молниеносно вклинивается между моих ног, заставляя оседлать каменное бедро, а когда он забрасывает стопу на низкий бордюр, я подскакиваю и оказываюсь сидящей на его бедре полностью. Его рука срывает шапку с моей головы и обхватывает моё лицо. Его перчатка пахнет кожей. Губы накрывают мои. Грубо.
Ударяю его кулаком по плечу, но я даже пошевелиться не могу, он вдавил меня в ограду всем телом.
Бью опять, размыкая губы, чтобы вдохнуть.
Его язык тут же устремляется в мой рот.
— Мммммм… — пищу я, ненавидя себя.
Это…божественно…
Стону, цепляясь за его рукав.
Он целует опять и опять. Шумно вдыхая через нос, подчиняя мои губы своим. Языком и губами, напором и жаждой в каждом касании. Мои губы сдаются. Я тоже сдаюсь. Когда это происходит, сама срываю шапку с его головы и запускаю пальцы в его волосы, сбросив одну рукавицу. Он кладёт руку на моё бедро и сжимает его, подаваясь мне навстречу собственными бёдрами. Я чувствую его возбуждение. Прямо у себя между ног.
— Нет… — выдыхаю я, прижимаясь раскрытыми губами к его щеке. — Не смей!.. — он снова делает выпад бёдрами и ещё один…я зажмуриваюсь, не в силах сдержать стон. Прячу голову на его плече, комкая пальцами его волосы.
— Слушай сюда, любовь моя… — шепчет он, уткнувшись носом в мою щёку. — Я дам тебе всё, что захочешь. Но ты, блять, никуда не поедешь. Забудь об этом дерьме.
— Конечно, — шепчу я в ответ. — Не забудь купить для меня цепь. Только не очень тяжёлую, пожалуйста…
— Для тебя я сделаю на заказ…
Приподнимаю голову и в гневе говорю:
— Мы уедем после новогоднего аукциона! Если ты…если помешаешь мне…я тебе никогда не прощу!
Он ставит меня на землю и тащит к коляске.
— Ты слышишь меня?! — требую я, дёрнув его за рукав.
Он резко разворачивается и смотрит, сцепив зубы.
Расстрёпанный, как и я. Мои волосы болтаются на плечах, извлеченные из-под шубы. Чёртов фетишист!
— Ты никуда не поедешь, Мира. Если хочешь в Париж, я сам тебя отвезу.
— А если я не хочу с тобой?
— Значит, будешь сидеть в городе!
— Мы уедем через два дня. — Сообщаю, подходя к нему вплотную. — После аукциона. Если ты помешаешь мне, я никогда не прощу. Клянусь.
— Посмотрим, — выставляя вперёд подбородок, усмехается он.
— Я не шучу, Марат… — звонко повторяю я, глядя ему в глаза. — Мы уедем!
— Попробуйте, — бросает этот самодур, подходя к коляске и хватаясь за ручку.
— Только попробуй помешать, — шиплю ему в спину, подбирая с земли наши шапки и свою варежку.
— Посмотрим.
— Да, посмотрим.
— Ага, посмотрим.
Глава 33
— …ты отвратительно выглядишь… — с лёгкой брезгливостью замечает старая ведьма. — Ты что, заболела?
Бросаю на Тину говорящий взгляд, поджав губы. Она закатывает глаза и отрицательно машет головой, как бы говоря "не обращай внимание".
Смотрю на сына и замечаю в свою очередь:
— Я здорова. У вас отвратительное зрение.
Даур кряхтит и рассеянно изучает потолок, равнодушный к тому, что в рот его только что запихнули ложку прикорма.
Старуха издаёт какой-то мерзкий звук, похожий на фырканье, потому что зрение у неё получше многих.
— Как ты собираешься сегодня проводить аукцион? У тебя волосы потускнели. — Продолжает третировать меня незваная гостья.
Она заявилась в непозволительную рань, прямо к нашему завтраку. Чёрная и раздражающая, как обычно. Мы с сестрой примерно четыре раза в день жалеем о том, что согласились на щедрое предложение провести ежегодный благотворительный вечер в её доме.
— Пусть Тина проведёт аукцион. — Предлагаю я, пожимая плечом.
Возможно, я, и правда, выгляжу не очень цветуще.
— Я?.. — Восклицает сестра, грохая на блюдце сервизную чайную чашку.
— Нет, должна ты. — Успокаивает ситуацию чёрная вдова. — О вас с мальчишкой Джафаровым весь город судачит, это нам на руку.
О нас с…с мальчишкой Джафаровым?..
Тина захлёбывается чаем, а мне совсем не смешно…
От мальчишки Джафарова второй день никаких вестей!
Чёрт бы его побрал.
Что я должна думать?!
Поднимаю глаза и сталкиваюсь с мутно-ясным старческим взглядом. Старуха подносит к губам маленькую кофейную чашку и отхлёбывает с громким шамканьем. Разве в её возрасте пьют кофе?
— Говорят, вас видели вместе. — Продолжает она. Её голова слегка раскачивается из стороны в сторону, что не мешает ей всюду совать свой нос. — Это из-за него у тебя такая мина?
Нас видели вместе? Ну, разумеется. В тот день в галерее. Теперь о нас все знают? Мне кажется, у меня опять появилась охрана. Максут всюду таскается за мной с тех пор, как вернулся, а вчера на прогулке я видела характерного типа на другой стороне дороги. Всё это признаки того, что мальчишка Джафаров вернулся в мою жизнь, и это больше не секрет.
