— Нет, Сафо. Мы не помирились. И ты ничего не рассказала. Мне пора на работу. Дверь можно не запирать, рабочие уже тут.
Я какой-то частью себя хотел её послушать, очень хотел. Но что-то всё же не давало этого сделать. Не получалось себя заставить.
Она может наговорит кучу правды и будет больно. А может скажет какую-то ложь, и потом будет ещё больнее. А ещё я вообще хотел забыть про это, обдумать всё и прекратить беготню за неуловимой Сафо. Пусть она самая лучшая на свете, только, видимо, не для меня. Для Петрова, для иностранца её, для Кости. Без разницы для кого. Не моё и точка.
Молодцом я был, что во всю эту любовную муть не верил. И вид помятой, милой Сафо в ужасном шифоновом платье, только подтверждал мысль о том, что нужно бежать.
Это не женщина, как какое-то яблоко от змея-искусителя. Такая вся милашка, ой, привет, а мы помирились?
— Ян… Я рассказать хотела…
— Не хочу, правда. Сафо, это всё глупо и не особенно что-то изменит. Я столько всего наслушался, что хочу информационного вакуума. Пожалуйста.
— Да нет же, ты не так понял.
— Да-да, я помню. Не так понял. Сафо, милая, давай прекратим. Я просто не хочу больше иметь ничего общего с вашей долбанутой семейкой. Я… правда тебя люблю. По прежнему. Но… наверное, пройдёт.
А стоило отвернуться, даже не встать с матраса, на котором она лежала, а я сидел, и как будто металлическая дверь где-то хлопнула, прошивая громким звуком перепонки. Мне показалось, что воздух в комнате стал холодным, тягучим. И какой-то странный звук, очень похожий на чьё-то треснувшее сердце. Да… это вроде как оно.
— Чёрт, — выдохнул я. И даже это было больно и легче не становилось. По шевелению за спиной я понял, что Сафо села. — Я допускаю, что… не прав. Что ошибаюсь.
— Тогда выслу…
— Если я выслушаю твой муж испарится из твоего паспорта?
— Нет, — шепнула Сафо.
— А этот мальчик перестанет звать тебя мамой?
— Нет! — уже возмущённо ответила она.
— И Костя…
— А вот тут даже не смей! Выдумки… Карины — это не мои проблемы!
— О, не сметь… Первыми двумя вопросами ты уже ответила.
— Ты не можешь просить меня перестать быть чьей-то мат…
— Ты себя слышишь? ТЫ — чья-то МАТЬ. И я об этом не знаю. Я! Которому ты говорила о любви. Ты чья-то, блин, ЖЕНА! Я спал с чьей-то ЖЕНОЙ!
— Да я могу..
— Что вообще тут можно объяснить, Сафо?.. А?.. Это так глупо, что мы это обсуждаем. Даже развод не сделает ситуацию более удобоваримой, но я тебя об этом и не прошу. Ты же меня тоже не просила… Бляха муха… Вот просто вспомни, что творилось, когда я в тебя влюбился. Я даже никому не изменял… И ты всё прекрасно знала. С самого начала знала. И мне нельзя было прикоснуться к тебе даже пальцем. А теперь… муж, сын, дядя. Ты…
— Не продолжай, — её голос сел, она всё ниже опускала голову, и да во мне что-то рвалось.
Но быть идиотом, которого ни во что не ставят надоедает рано или поздно. Я не мог себе представить мир, в котором нашлись бы слова оправдывающие всё, что произошло в нашей жизни. Особенно, когда это делается такими тонкими и любящими руками, которые вроде бы столько всего обещали. И так всё красиво описывали без всяких слов.
— Ян? — позвала она. Даже коснулась плеча и до чёртиков захотелось обернуться и наплевать на всё.
— Нет. Не сбивай меня с пути…
— Но правда…
— Пока нет.
— Ян…
— Нет, увы. Сафо, это всё глупо. Всё же просто. Ты замужем?
— Да.
— Всё. Вопрос закрыт. Не встречаюсь с замужними.
И я очень быстро, даже не оборачиваясь, вышел, закрыл за собой дверь и прижался к ней спиной. Очень хотелось вернуться, до ужаса. Будто вот этого человека и вот ту правду о нём я не мог мысленно соединить.
Она не бросилась следом и не повисла животом на подоконнике, чтобы кричать вслед “Останови-и-и-ись”.
Так что сбежать было легче лёгкого и почему-то было ощущение, что неправ Я, а не она.
Глава 39. Сафо
— Что ты хочешь? — Лида вздёрнула идеальную бровь и завязала длиннющие локона на макушке. Несколько прядей выпало и совершенными колечками, какие бывают только от плойки, закрутились, обрамляя лицо.
— Ты на ангелочка похожа, — всхлипнула я.
— Ты плачешь, — зачем-то констатировала факт Лида.
— И?
— Прекращай, — она как-то угрожающе покачала головой, вздёрнула маленький хорошенький носик и её накрашеные алой помадой губы дрогнули.
— Господи, да ты же как статуя…
— Хорошо, — она, наконец, улыбнулась и лицо стало тёплым и приветливым.
— Пугающая женщина, — шепнула я Нине, которая сидела и открыв рот смотрела на Лиду, будто видела её впервые.
— А ну-ка прекратили обе! Тебе, — она ткнула в Нину. — “Амарулу”. Тебе, — она ткнула в меня и я автоматически кивнула. — Похмельный коктейль. И это будет противно, но ты выпьешь всё без остатка! И не посягай на её “Амарулу”. Всё. Обе ждать и сидеть смирно!
А потом Лидия принялась готовить напитки, приговаривая что-то про самоуважение.
Я уже третий час сидела в баре у девчонок. Гостей тут не было, так что меня не шугали, но за грустное лицо я получила от Лидии приглашение “поговорить” и вот… ждала начала “разговора”. Было ощущение, что мама пришла с собрания… только, правда, мама у меня ни откуда не приходила, но… не суть.
— Я смотрю, как ты сидишь тут и грустишь, уже несколько часов, — начала Лидия, украшая мой жуткий “похмельный коктейль” долькой лимона. От запаха этого пойла чуть не выворачивало. — И меня это не устраивает. Ну… пей.
— Что это?
— Вустерский соус и немного моей любви, — махнула рукой Лидия. — Итак… Дорогая моя, что происходит?
— То есть?
— Ты не можешь заставить мужчину к тебе вернуться?
— Нет… я не могу заставить мужчину меня выслушать.
— И только? А что ты для этого делала?
— Напилась…
— Ооу, — Лидия сделала вид, что умилилась. — И этот собака-бабака не стал тебя слушать? Но правило гласит, что пьянь женского пола имеет право на… ой! Погоди! — она развела руки, будто просила тишины. — Нет, блин никаких правил! Ты просто пьянь женского пола, решившая, что серенада и извержение правды под градусом — это идея! Вы все с какой планеты? Алло! Гражданки! Вы себя вообще уважаете?
— Ой, — я прижала пальцы к губам. От соуса во рту всё сводило кислотой, но похмелье и правда стало отступать.
— Что “ой”? — строго поинтересовалась Лидия и скрестила на груди руки.
В двери показался сам Симонов, хозяин отеля, но… Лидия и на него посмотрела строго. Симонов, суровый старикашка, которого все боялись и уважали… расшаркался, и бочком вышел из помещения.
— А там…
— Позже зайдёт, — махнула рукой Лидия. Мне стало немного обидно, я-то старичка любила, хоть он и был злодеем. — Продолжаем. Почему ты не уважаешь ни его, ни себя?
— Я уважаю.
— Тогда что, он не заслужил трезвую Сафо для разговора всей жизни?
— Заслужил. Она появилась утром…
— Утром он уже был “мальчиком, к которому я поеду по пьяни”, дорогуша. Или ты думаешь, что только у женщин хрупкие сердца? А теперь вот что! Тебе есть что ему сказать?
— Да.
— Он должен это знать?
— Да.
— Ты себя уважаешь?
— Уважаю… — я не очень понимала, что это значит, но… наверное.
— Тогда трезвая. Красивая. Причёсанная. Позвонила, договорилась о встрече — приехала. Отказал? Ну, бляха-муха, увы. Бывает и такое. Позвонила ещё раз. Не хочет говорить? Приехала, но трезвая! Красивая! В шикарных труселях! И не телом торговать приехала, а го-во-рить. На чистоту! Есть вопросы?
— Не знаю, — я посмотрела на Нину, которая продолжала кивать, даже когда Лидия уже закончила говорить.
— Да что с тобой не так? — взорвалась пуще прежнего Лидия.
— Я… я не умею… бороться со злом. С несправедливостью… А самой быть злом — вообще не умею. Ну никак. Мне это не дано. Мне всегда говорили, что я виновата, и я была не виновата, а теперь вот… всё справедливо и я не могу никак это… принять.
