— Бред говоришь? — вырвавшись из хватки Абдуллы, Ясмина развернулась в сторону молодого человека, накрепко захватив в плен его холодный взгляд. — Чем ты ее бил? Палкой? Ремнем? Чем, Адам, убеждал девчонку притвориться дочерью Саида?
— Следи за своим поганым языком, Ясмина! — в бешенстве проорал Адам. — Не посмотрю, что ночь за окном, — выставлю прочь!
— Выставляй, Адам, выставляй! — дрожащим от гнева голосом, ответила Ясмина. — Не осталось в твоем сердце ничего живого! Не лучше Саида становишься ты, сынок!
Адам прикрыл глаза и крепко сжал ладони в кулак — ему нужно было остыть, осознать, что за бред несла Ясмина, никогда ранее не позволявшая себе подобных вольностей. Но в его голове никак не укладывались обвинения, так откровенно брошенные в лицо. И чем дольше Адам прокручивал в голове услышанное, тем четче понимал, кто вбил в голову преданной и покорной Ясмины всю эту чепуху. Распахнув глаза, в серой радужке которых сейчас отражалась неприкрытая ярость, он без зазрения совести оттолкнул от себя Ясмину и размашистыми шагами двинулся в сторону покоев девчонки.
— Я убью эту лгунью! — проревел он. — Задушу чертовку своими руками!
Стремительно сокращая расстояние до комнаты Энн, он, казалось, совершенно оглох и ослеп. Ни мольбы Ясмины остановиться, ни вразумляющие слова Абдуллы, ни даже попытка Ангура задержать разъяренного друга — ничто не способно было успокоить проснувшегося внутри Адама зверя. Пелена безудержного гнева затуманила его сознание, лишив возможности мыслить и контролировать себя.
В считанные секунды подлетел он к покоям Энни и со всей дури дернул дверь, без малейшего намека на стук, без элементарного соблюдения правил приличия.
К его огромному неудовольствию и счастью Энни дверь оказалась заперта.
— Да что же ты творишь, Адам! Нельзя так! Нельзя! — кричала Ясмина, пытаясь загородить собой вход в покои гостьи. — Ослеп ты совсем от злости своей!
— Открой дверь, Ясмина, и отойди! — не терпящим возражений голосом отозвался Адам.
— Нет, — замотала головой женщина. — Мало ей что ли досталось от тебя? Мало? До смерти забить хочешь? Не пущу!
Внутри Адама все кипело с дикой силой, и в это мгновение он действительно готов был убить Энни, посмевшую оклеветать его. И надо же было той придумать, что Адам ее бил. Никогда не повышал он руки на женщину, никогда... А этой взбалмошной девчонке удалось всего за каких-то полчаса найти слова, чтобы убедить в этом мерзком деянии Ясмину. Нет, Адам был в не себя от злости и возмущения.
— Абдулла, забери отсюда свою сестру, иначе я за себя не ручаюсь, — приказал он, и старик моментально кинулся к пожилой женщине, с силой оттаскивая ту от входа.
— Ключи! — требовательно отрезал Адам, глядя на Ясмину в упор. — По-хорошему прошу! Или клянусь, что этой лгунье за дверью не поздоровится!
Перепуганная женщина неуверенно протянула руку с небольшой связкой ключей, мысленно заклиная Адама не наделать глупостей. Ей действительно было страшно: синюшные разводы со следами запекшейся крови на спине девушки надолго отложились в ее голове. И даже тот факт, что за дверью был совершенно чужой для нее человек, не позволял женщине допустить чудовищного повторения.
— Прошу тебя, Адам, не бей ее больше! Не надо! — дрогнувшим голосом, со слезами, застывшими на глазах, молила Ясмина, отпуская ключи в ладонь эмира.
Но тот лишь ожесточенно смерил ее взглядом: Адам был поражен, как ловко получилось у Энн убедить Ясмину в его жестокости.
Щелчок...
Второй...
И дверь была открыта настежь.
Первое, что сразу же привлекло внимание эмира, стоило только переступить порог комнаты, — это огромные, наполненные ужасом глаза Энн. Она стояла возле входа в ванную комнату, крепко вцепившись ладонями в ручку двери, и не моргая смотрела на Адама. Босая, в своих бесформенных джинсах и слишком прилегающем топе, с распущенными, немного взлохмаченными волосами, мягкими прядями прикрывающими плечи, она нервно прикусывала нижнюю губу в ожидании своей участи.
— Все пошли вон! — громогласно разразился Адам, не отводя ледяного взгляда от перепуганной девушки. Вмиг позабыв зачем пришел, он пожирал глазами ее нежные черты лица и хрупкую фигуру и отчетливо понимал, что созерцать ее в таком откровенном, полураздетом виде не мог позволить ни Абдулле, ни Ангуру. — Во-он!
Спорить с Ясином, находящимся во взбешенном состоянии, не решился никто: Абдулла рьяно принялся выталкивать Ясмину, все еще брыкающуюся и молящую о пощаде, Ангур, аккуратно прикрыв дверь, решил обождать снаружи, и только Энн, ничего не понимающая, но чувствующая кожей нависшую над ней опасность, продолжала стоять тихо, не шевелясь и почти не дыша.
Убедившись, что посторонние оставили их наедине, молодой эмир медленно, но решительно перешел в наступление: ему не терпелось свернуть шею своей вынужденной гостье.
— Адам, стой! — вытянув вперед свои тонкие ладошки, прошептала Энни. — Я все объясню!
Кончики пальцев, как и губы девчонки, еле заметно подрагивали, выдавая ее страх перед мужчиной.
— А этому есть объяснения? — зло улыбнувшись, он продолжил приближаться к своей жертве.
На самом деле, никакие объяснения ему были не нужны. Глядя в лживые и притворные глаза Энн, он хотел только одного, чтобы та признала свою вину и слезно молила о прощении.
— Я делала все так, как ты сказал, — пробормотала та в растерянности. — Пришла за ней сюда, слушалась и молчала. Я понятия не...
— Лжешь! — диким рыком прервал ее Адам, остановившись от Энни в паре шагов. Дерзкая девчонка смела смотреть на него открыто бесстыжими янтарными глазами и врать: глупая, неужели она не понимала, что ее откровенная ложь только сильнее заводила и без того взбешенного внутри него зверя.
— Я не знаю, как так получилось, — испуганно начала она пятиться назад. — Не знаю! Она сама!
Но Адам оставался глух к ее словам и, как бы Энни не отступала, его шаги были в разы шире и решительнее. Почти вплотную, нос к носу, он загонял свою жертву в тупик. И лишь когда за спиной Энн выросла стена, Адам довольно улыбнулся и резко схватил свою пленницу за локоть: сильно, больно, жестоко. Он видел, как в уголках ее глаз переливались слезы отчаяния и страха, но впервые ему было не жаль Энн. Молодой и горячий эмир провинции Ваха привык сурово наказывать тех, кто посмел осквернить его доброе имя.
— За твой низкий поступок я накажу тебя, джария! — выплюнул он в раскрасневшееся от волнения лицо девушки.
Безумным, ледяным, безжалостным взглядом продолжал Адам буравить теплые, искристые глаза Энн, содрогающейся в его руках в предвкушении расправы, и не мог поверить, что всего несколько минут назад она с таким же невинным взглядом смешивала его с грязью. Сложно сказать, чего в это самое мгновение ему хотелось больше: вытряхнуть из лгуньи всю ее спесь или просто, чтобы та раскаялась и повинилась. Но своими словами Энни выбила его из колеи:
— Убери от меня свои мерзкие руки, — прошипела она, пытаясь освободиться. — Ты обещал, что пальцем ко мне не притронешься! Нарушишь свое слово? Что ж тогда и я нарушу свое! Клянусь, только затронь меня и завтра же твой, кто он там — шейх, король, узнает, как ты решил его провести вокруг пальца!
— Подлая мерзавка! — приблизившись неприлично близко, прохрипел Адам прямо в ухо непокорной, ощущая, как та напряглась каждой клеточкой своего тела. — Сотру с лица земли!
Адам и сам был накален до предела. Клевета девчонки вперемешку с ее непокорностью и смелостью накладывались в сознании Адама на воспоминания об Алие, натыкались на некогда теплые и глубокие чувства к ней и сбрасывали его в бездну, стоило мужчине только вспомнить, как поступила с ним дочь Саида.
— Ты больной на всю голову! — опаляя горячим дыханием шею эмира, ответила Энн. И с этим Адам был сейчас согласен полностью. Раздираемый противоречивыми чувствами, убитый предательством Алии, но ощущающий в это мгновение такую сладкую близость, он тихо сходил с ума. И пока эмир предавался своему безумию, девчонка со всей силы пяткой заехала по его ступне.
