суперскую рисово-тыквенную кашу, и в предвкушении сегодняшнего дня с возможностью полазить по историческому объекту поехала на базу с ответственным и исполнительным Борисом.
До входной двери центрального здания я не дошла каких-то пару метров, услышав голос Мирона из открытого окна кабинета дяди Саши. И… решила подслушать, о чем они говорят, вдруг про усадьбу Борзов-старший узнал!
— ...грабителей было трое, один, убегая, врезался в стоящий мусоровоз и потерял сознание, двоим удалось скрыться, третий задержан и доставлен в Склиф, наряд полиции вызвали туда же, — докладывал Мирон о каком-то задержании группой быстрого реагирования.
— Ну хоть того, кто был без сознания, вам удалось задержать! — прозвучал голос Борзова-старшего.
По его голосу совершенно непонятно, ругается он или стебет Мирона, поэтому я осторожно заглянула в окно. Дядя Саша меня сразу увидел, а Мирон с двумя мужчинами стояли к окну спиной.
— У меня только одно в голове не укладывается, — вставая со своего места, дядя Саша подошел к Мирону, — Как бармалей в отключке умудрился тебя офонарить?
Махнув спичкой в сторону подбитого мною глаза Мирона, дядя Саша сделал еще пару шагов к окну и протянул мне конфету.
— Здрасте, спасибо, — запуталась я в эмоциях, вроде и стыдно, что поймали за подслушиванием, и смешно от того, что говорит глава волчьей стаи своему сыну.
— А это я его офонарила, — уже не прячась, сунула я голову в окно, все равно все уже меня заметили, — Случайно. Я больше так не буду!
Хотела сразу спросить, когда закончится нагоняй и я смогу забрать парня с подбитым глазом, но за раздавшимся хохотом меня бы не услышали все равно. Глаза Койота вспыхнули от злости и негодования, высверливая в моей черепушке скважины.
— Я в гараже подожду, — махнув злюке конфетой, поспешила смотаться.
Настроение и так с утра было на подъеме, а теперь и вовсе в душе пели птицы от того, что Мирон не соврал вчера и правда на работу уехал. Ждать его пришлось долго, этот чистюля, только приняв душ и переодевшись, нарисовался.
— Прости, что над тобой смеялись из-за меня! — едва Мирон вошел в гараж, решила я наладить отношения с напарником сразу.
— Ленточка, с твоим появлением в моей жизни я уже к этому привык, — вздохнул Мирон. — Поехали.
— Таня сказала, что в этом доме кто-то уже рыскал до нас совсем недавно, — трещала я по пути от дыры в заборе до дома, местоположение которого без Койота искала бы неделю. Не запоминаю я совершенно маршруты.
— Котенок, тут много где вели работы археологи, но если твоя Таня сказала, то давай проверим, — лениво отвечал мне Рон без капли заинтересованности в нашем деле.
— Я пока вокруг дома осмотрюсь, — оставил меня Мирон у полуразваленной стены, где кто-то явно копался, протянув мне перчатки, о которых я и не подумала.
Энтузиазма во мне было хоть отбавляй, и я, натянув перчатки, принялась осторожно, камешек за камешком, очищать указанное Таней место у простенка. Увлеченная своим занятием, я не сразу поняла, что прошло много времени с тех пор, как ушел Мирон, и, взглянув на часы, перепугалась. Уже полтора часа его нет! Тоже куда провалился или кирпич словил на бестолковку?
Выскочив из дома и обегая его по периметру, так переживала за этого Хама, что не замечала крапивы, обжигающей ноги, но, увидев ее, решила нарвать охапку!
Гадкий Койот нашел себе местечко в тенечке и, смяв там траву, бессовестно спал в диких ромашках и люпинах!
Набирая жгучий букет для Мирона, я плотоядно поглядывая на крепкий зад в черных джоггерах.
— Ваше Борзейшество, приспусти-ка портки! У меня есть кое-что для тебя! — громко гаркнула я, чтобы разбудить Койота, иначе есть риск, что шею он мне свернет раньше, чем проснется.
Наглец только один глаз приоткрыл, удобнее устраивая бестолковку на согнутом локте, и сонно пробормотал:
— Неси сюда свой бантик, Ленточка.
Какой еще бантик? На трусах который? Ах ты, морда похотливая! Резким движением стягиваю с его задницы штаны и без лишней нежности, как он любит, прикладываюсь по ней крапивным веником, приговаривая:
— Договор дороже зада! Ты обещал помогать!
Мирон подлетел как ужаленный, по-волчьи взвыв, а я восхищенно застыла, глядя на этого громилу, который умудрился, перевернувшись на спину, подскочить почти на прямых ногах. Как неваляшка, опираясь на пятки и подлетая вверх, только свою каменную пятую точку потирал ладонью и обиженно хлопал ресницами.
Ничего, переживет! У меня тоже все ноги горят и зудят от крапивы, а носилась я по ней по его вине. Так что все честно!
— Бросил меня, как крестьянку крепостную на полевые работы, а сам в тенечек дрыхнуть? Барин! — хлестанула я его еще раз, пока штаны не натянул.
— Обалдела? — рявкнул на меня Мирон. — А если бы по члену? Он и так в тебя еле влезает!
Ничего себе он тему скандала переводит! Я аж забыла, за что его наказываю, потому что воображение рисует его опухший хвост.
— Ну, он же не последний на планете? — состряпав невинное лицо, уточнила я.
— Что ты сказала, Борзова? — прищурил глаза Рон, и я теперь могу поклясться, что видела, как этот оборотень обращается. Из милого парня в злющего зверюгу. Честное слово, у него даже футболка по швам трещала от того, как его мышцы на глазах увеличивались в объеме и глаза из серо-оливкового почти в черный превратились.
— Мамочки! — пришла моя очередь, взвизгнув, подпрыгнуть на месте и удирать от разъярённого зверя.
Бросив свой сбор из одной травы, я бросилась со всех ног к самому большому зданию на территории.
— Стоять, Аристова! Хуже будет! — грозно рычал Мирон, наступая мне на пятки, но недаром я паркурщица со стажем.
По полуразвалившемся стенам я взбежала наверх, перепрыгивая пустоты оконных проемов, и скрылась в уцелевшей части второго этажа усадьбы Чернышевых. Богатый когда-то был дом, жалко на реставрацию не нашлось денег. Но глазеть некогда, да и не на что. Голые выщербленные стены и практически ничего уже не осталось от богатого убранства.
— Зря носишься! Я тут каждый уголок знаю, Лена! — грохотал Мирон, отражаясь эхом, настигнув меня в пустом огромном помещении.
— Ты поплатился за то, что отлынивал от работы! Нечего дуться! — напомнила ему и заодно выглянула в окно в поисках куда смыться.
— А отсыпаться мне когда, если вечером
