Мари ответной усмешкой ясно даёт понять, что никаких советов мне давать не будет. Что-то вроде: «Раз умный такой, выпутывайся сам». На этом наш бессловесный диалог заканчивается, но уже через мгновение, когда Кнопка берётся за второй ботинок, становится ясно: Костю нужно срочно спасать. Не сегодня так в садике она с него шкуру спустит.
— Ксюша, посмотри на меня. — Беру её за руки. — Я взрослый?
Она нехотя поднимает на меня глаза.
— Взрослый.
— Умный?
— Умный, — кивает после небольшой паузы.
— Давай сделаем так… — вздыхаю, осуждающе глядя на пытающуюся замаскировать смех кашлем Мари. — Продолжим этот разговор, когда придёт время. А с Костиком я сам по-мужски поговорю.
Кнопка снова кивает, хотя многообещающая улыбка прямо кричит о том, что мальчишке всё равно несдобровать.
— А как ты узнаешь, что время пришло? — моментально переключается ребёнок.
Опустившись на корточки, перехватываю маленькую ступню малышки и помогаю ей обуться.
— Мама поймёт. А пока у меня крутое предложение, — быстро перевожу тему, пока мне на голову не сошла очередная лавина неловких вопросов. — Поехали все вместе к твоему деду.
— А Амиль?
— Амиль… сейчас занят. Пусть выздоравливает. Чего зря деда пугать?
— Не пойми меня неправильно, Мартышев, но мы пока не можем принять твоё предложение. У нас дедушка старой закалки. А тут, как бы сказать… — Мари стучит пальцами по губам, шифруя разговор не для детских ушей в понятную мне аналогию. — Вот посадил человек саженец и пошёл своей дорогой. Другие деревце поливали и выпалывали сорняки. А потом, когда деревце выросло большим и раскидистым, он вдруг решил вернуться и построить дом в тени. Думаешь, ему будут рады?
— Так пусть построит большой дом. Как наш! Чтобы все могли там жить. И всем будет радость, — выдаёт Кнопка, глубокомысленно почёсывая лоб.
— Слышала, Ахметова? Мне нужно срочно обсудить проект дома. Собирайся.
— На мотоцикле втроём поедем? — иронично тянет Мари, едва заметно дёргая уголком губ в попытке скрыть улыбку.
— Полчаса, — ухмыляюсь, подмигивая дочери. — Я пригоню своим дамам шикарную карету.
— Не чёрную? — настороженно уточняет Ксюша.
— Вишнёвую, — отзываюсь, снимая блокировку с телефона. Насколько мне известно, Рома с Катей по выходным предпочитают уединение.
— Ура, мы едем к деду! — тут же подрывается с пуфика мой непоседливый саженец. — Ну, держись гусь вонючк-а-а!
Убедившись, что наше чудо скрылось в детской, припираю Мари к стене.
— Ну что, красавица, попалась? В этот раз ты покажешь мне свою девичью спальню.
Аккуратно убираю тёмную прядь волос ей за ухо.
— Зараза ты, Мартышев. Заслуженная…
Эстетика обнажённых душ
Мари
Никогда ещё дорога в родительский дом не была для меня такой волнительной. Я в основном отмалчиваюсь под предлогом того, что не хочу будить задремавшую у меня на руках Ксюшу, но на самом деле переживаю, как пройдёт знакомство Макса с моим папой.
Пока ждала Мартышева, набралась храбрости позвонить отцу. Предупредила, что приеду с парнем, и он вроде как отнёсся нормально. Даже пошутил, что уже не надеялся выдать меня замуж. Но меня всё равно терзает тревога. Одно дело заявиться с новым знакомым и совсем другое — с «Козлом, который обесчестил мою дочь!».
И доказывать, что дочь сама честь не сберегла — бессмысленно. «Ответственность в этих делах на мужчине». Хоть тресни!
— Может, оставишь нас, а сам сперва домой заедешь? — вздыхаю, разглядывая из машины новенький забор. Стараниями Амиля наш дом теперь и не узнать. Гостей не стыдно пригласить. Ещё бы не было так нервно.
Макс расстёгивает ремень безопасности, не переставая внимательно смотреть на меня через зеркало заднего вида.
— Шутишь? — тяжелеет его тон.
— Серьёзно. Навестишь мать, ей будет приятно. А к нам уже на ужин…
— Я проведу эти выходные с вами, — перебивает он с улыбкой, но твёрдо. — Да и целых полдня с матерью! Мы друг друга столько не выдержим. Хочешь нас вконец перессорить?
— Мам, пусть с нами идёт! — вклинивается Ксюша, сползая с моих колен, открывает дверь и выскакивает на тротуар.
Макс подмигивает, расплываясь в широкой улыбке. Надо же, как спелись.
Едва выходим из машины, он притягивает меня к себе, сгребая в объятья.
— Ты чего такая деревянная? Уже накрутила себя?
— Какой ты чуткий, — вздыхаю в воротник его куртки. — И внимательный. И…
— …мне здесь не особо рады.
— И мысли читаешь.
Его пальцы проскальзывают по щеке вниз, приподнимают мой подбородок.
— Всё будет хорошо, — ласкает дыханием моё ухо.
У меня ноги подкашиваются от удовольствия. Макс такой домашний в этой кожаной куртке и джинсах, так уютно укачивают сильные руки. Мне до того хорошо, что становится страшно: настолько всё кажется хрупким и нереальным.
— Надеюсь, — стараюсь усмехнуться, чтобы не так сильно дрожал голос. Одновременно стыжусь и боюсь своей уязвимости. — Ладно, всё, проехали. Минутка слабости прошла.
— А поцелуй наудачу?
— Перебьёшься. — Со смехом толкаю его в плечо.
— Так не пойдёт.
Не успеваю увернуться, как железные тиски обхватывают мою талию. Макс рывком возвращает меня назад, щёку колет щетина на его подбородке. Он слегка поворачивает голову, томительно долго просто греет дыханием мои губы и… я сдаюсь. Сама его целую, не слишком решительно, но с таким упоением, что в груди начинает саднить от нехватки кислорода.
Его глаза закрыты, солнце подсвечивает выгоревшие кончики ресниц, слепит… Я тоже ненадолго опускаю веки. В висках стучит пульс. Ощущение как будто расщепляюсь на чистые, незамутнённые ничем эмоции.
За спиной нарастает дикий топот. Макс незамедлительно отшатывается под тонюсенький визг Ксюши:
— Спасите! Помоги-и-ите…
В первый раз я тоже жутко перепугалась, но за последний год улепётывающая от гуся дочь стала неотъемлемой традицией наших к деду визитов. А вот Мартышев белеет лицом.
— А ну, кыш! — Макс пытается ногой отогнать раздухарившуюся птицу и одновременно успокоить подхваченную на руки Ксюшу. — Он тебя укусил? Где болит, покажешь?
— За штаны укусил! — жалобно шмыгает она носом и, извернувшись, показывает язык хлопающему серыми крыльями гусю. — Вот тебе, гадина!
— Ну всё, моя хорошая, — приговаривает Макс, порывисто зацеловывая дорожки слёз на детских щеках. — Хочешь, мы из него жаркое на ужин сделаем?
— Ты что?! — Малышка в ужасе распахивает глаза в ответ на резонное, в общем-то, предложение. Затем с несчастным видом косится на своего обидчика. — Я его люблю. Он же не виноват, что глупый.
— И как вас, женщин, поймёшь…
— Даже не пытайся, Мартышев, — улыбаюсь, довольно сощуриваясь. — Женская логика — это разгром мужской психики. Просто смирись. Молча.
— Деда! — вдруг пищит наше чадо, крепче обнимая Макса. — Смотри, кого мы тебе привезли!
Честно говоря, я их знакомить совершенно не готова. Всё на что меня хватает — устремить взволнованный взгляд к калитке, где стоит мой отец, одетый в серую рубашку с закатанными рукавами и лопатой в жилистой руке.
— Кого?
Он цепко разглядывает приосанившегося гостя… Переключает внимание на внучку. По худому лицу проскальзывает едва заметная улыбка.
Маленькая шкодина у деда на особом счету. Его гордость.
— Это мой папа! Представляешь, нашёл нас, — сообщает Ксюша, любовно елозя пальчиками по скулам Макса.
— Угу. С собаками небось искал… А сам-то ты мне ничего сказать не хочешь, «папа»?
Я только тяжело вздыхаю, бросая на Мартышева грустный взгляд.
— Почему же? Хочу. За этим и приехал, — и голос делает такой невинный-невинный. — Только желательно не при девочках.
— Ясен пень не при них. Тут никаких культурных слов не хватит… Рыбку хоть ловить умеешь? Или только «жарить» спец? — красноречиво играет бровями отец.
Боже мой…
— Научусь, если надо. — Слегка теряется Макс. — Ловить в смысле.
