Лиам смеется, и мы прощаемся с Самантой, прежде чем отправиться обратно вперед, где находятся бабушка и ее девочки.
— Знаешь, это чертовски приятно провести день, когда мы не паршивая овца Чикаго в СМИ. Целый день без негативного пиара. Только хорошее дерьмо. Нам нужно больше таких дней.
— Пока не забегай вперед… Я чувствую, что должна предупредить тебя еще раз. Бабушка и ее друзья — это то, что большинство людей назвало бы беспорядком.
— Ты стесняешься представить меня своей бабушке, Джульетта? — дразнит Лиам. — Хочешь дольше держать меня в секрете?
— О, ты точно не секрет. Эти трое не так тайно болели за нас с самого начала. Поверь мне, каждый раз, когда я здесь, я слышу только и об этом.
Мы подходим к бабушке, Джудит и Глэдис, которые все еще стоят в заднем плане, наблюдая, как фотограф делает кадр за кадром парня без рубашки. Они, должно быть, старше его на шестьдесят лет, но то, как он продолжает стрелять, подмигивает им, их это совершенно не волнует.
— Бабушка? — Я говорю.
Она оглядывается, и все ее лицо загорается, когда она видит Лиама. Это заставляет тепло распространяться в моей груди. Она выглядит такой счастливой, увидев его.
— О, ты, должно быть, Лиам, — воркует она. Вместо того, чтобы предложить ему руку, она притягивает его к себе в объятиях. Он совсем не колебается, прежде чем обнять ее маленькое тело своими большими руками. Он полностью проглатывает ее. Она счастливо вздыхает, прежде чем отстраниться, чтобы получше рассмотреть его. — Знаешь, ты даже красивее, чем она говорила.
О Боже.
Я нервно смеюсь: — Ха-ха, бабушка, давай не будем говорить о том, что я тебе рассказала, ладно? — Я поворачиваюсь к Глэдис: — Глэдис, Джудит. Это Лиам… мой… — Я замолкаю.
Черт, как мне его назвать?
— Ее бойфренд и ее босс, но мы не сильны в титулах, — пожимает он плечами и отвечает за меня. Широкая улыбка на его лице показывает, насколько он устал от ярлыков и линий, и я хочу поцеловать его прямо посреди этого дома престарелых.
— Приятно познакомиться с тобой, Лиам. Мы так много о тебе слышали. О, и у тебя просто самые милые маленькие девочки. Я очень давно не встречала детей с такими манерами, как твои девочки.
— Спасибо, Глэдис. Я очень много работаю, чтобы научить их быть уважительными и всегда использовать их манеры.
Ее лицо смягчается еще больше. Она всего лишь лужа у его ног. Это как… я не знаю. Этот мужчина — самый очаровательный, нелепо и непринужденно красивый ворчун, которого я когда-либо встречала.
— Итак, я слышала, что ты организовал все это, — Джудит машет рукой фотографу.
— Да, мэм. Я организовал все это. Нам нужно было несколько командных мероприятий, и девочки сказали мне, как им понравилось их посещение, поэтому я подумал, как лучше отблагодарить сообщество. Ну а календари… Я не могу приписать свою заслугу. Это все ребята. Они творческая группа, когда дело доходит до этого.
— О, я вижу это. — Джудит бормочет.
Лиам улыбается ее ответу. Я волновалась, что бабушка и ее компания будут слишком сложны для Лиама, но он, кажется, спокойно относится ко всему, что они говорят.
Через несколько часов, когда бабушка, Глэдис и Джудит сделали достаточно фотографий, чтобы заполнить три календаря, а Лиам запрыгнул на фото без рубашки, от которого у меня текут слюнки, а бедра сжимаются в предвкушении, пришло время уходить.
Он подходит к бабушке, Джудит и Глэдис, обнимает их и целует в щеку, прежде чем вернуться, чтобы встать рядом со мной.
— Дамы, это был лучший день за долгое время. Спасибо за смех. Не могу дождаться, чтобы вернуться. Мой график сейчас немного сумасшедший, но когда не сезон, держу пари, я буду приходить столько раз, сколько смогу.
Все трое падают в обморок и превращаются в лужу у его ног.
— Лиам, нам очень понравилось. Мы очень благодарны тебе за то, что ты собрал все это воедино.
— Это было в удовольствие, правда.
Перед тем, как уйти, я обязательно сжимаю бабушку сильнее, потому что бог знает, что она сумасшедшая, но она моя. Она была лучшей бабушкой, о которой я когда-либо могла просить, и она так многим пожертвовала для меня. Если она хочет провести свои золотые годы, обтирая горячих, маслянистых хоккеистов… что ж, думаю, мне лучше просто смириться с этим.
— Ведите себя хорошо, дамы. Я скоро приду, надеюсь, с девочками. Джудит, Ари не может дождаться, чтобы сделать с тобой еще браслеты. Она говорит об этом без остановки.
Джудит улыбается, затем снова сжимает губы в тонкую раздражённую линию.
Да, я вижу тебя, леди. Действуй так сильно, как хочешь — эта маленькая девочка владеет твоим сердцем, как и моим.
Это ужасающая часть вещей, которые меняются с Лиамом. Что бы ни случилось, единственное, что я не могу потерять, это те девочки. Они — мое сердце, и я никогда не нарушаю мизинцовые обещания. Я никуда не собираюсь.
20
Лиам
В жизни очень мало моментов, которые ярко помнишь, сколько бы лет ни прошло. Моменты, которые настолько важны, что они меняют вашу жизнь и будущее. Те, которые даже через двадцать лет вы будете вспоминать, как будто они были вчера. Ощущение, кто тебя окружал, запах, вкус, взгляд.
Я переживаю один из таких моментов прямо сейчас, и я могу честно сказать, что, сколько бы времени ни прошло, я никогда не забуду это чувство. Стою посреди льда со своей командой, моей найденной семьей… праздную победу в плей-офф, которая выводит нас на Кубок Стэнли.
Эти ребята отработали свои задницы. Вложили время, кровь, пот, слезы. Приносили жертвы. Усерднее тренировались. Скучали по своим семьям. Провели свои тела через ад. Они сделали все это, потому что, как и я, они живут и дышат хоккеем. Как спортсмен, вы приучаете себя ко многим вещам. К физическим и ментальным. И эти ребята делали все это без жалоб, и я чертовски счастлив называть их своими игроками.
Это все, чего я хотел в этой карьере. Быть тренером команды, которой я горжусь. И мы не просто победили, мы выиграли с чертовым отрывом.
Я никогда не забуду толпу, выкрикивающую наше имя. Он эхом отражается и отскакивает от стен арены. Тридцать пять тысяч человек. Это невероятно. Сюрреалистично.
Единственное, что делает его лучше? Знать, что мои девочки сейчас в толпе. Все трое. Я ухожу со льда и держу их на руках, пока мы празднуем этот момент, изменивший мою жизнь. Пока я стою здесь, впитывая все это, ребята впитывают меня… буквально.
Целый кувшин Гаторейда вылился мне на голову, пропитав меня с головы до ног. Блядь, холодно.
— Мы, блять, сделали это, — кричит Рид мне так близко, что в ушах звенит, но я шлепаю его по спине и кричу вместе с ним. Мы все. Это наш чертов момент.
Вскоре нас выводят со льда в толпу семьи и друзей, и прямо впереди я вижу своих девочек. Ари стоит на цыпочках, едва сдерживая волнение, а Кеннеди держит ее за руку, улыбаясь от уха до уха. Что еще лучше?
Джульетта стоит рядом с девочками, и она такая чертовски красивая, что у меня перехватывает дыхание.
Я подхожу к ним и наклоняюсь, притягивая обеих девочек в свои объятия для крепкого объятия.
Они визжат всякий раз, когда я их щекочу: — Привет, жучок. Привет, детка.
— Папа, ты выиграл! — Ари взволнованно визжит.
Я киваю: — Да, жучок. Ты можешь в это поверить?
— Конечно, могу, папа. Ты же рыцарь, помнишь? Ты всегда спасаешь положение!
Джульетта смеется мягко и мило, и мне хочется спрятать ее и держать при себе. — Я думаю, что это определенно повод для празднования.
— Хм, что вы думаете, девочки?
Они смотрят друг на друга, потом снова на нас, потом Кеннеди говорит: — Макдональдс!
— Ты никогда в жизни не ела в Макдональдсе. С какой стати ты выбрала это место, Кен?
Она ерзает руками, прежде чем пожать плечами: — Я видела по телевизору.
Я думаю, в жизни есть вещи похуже, чем в Макдональдсе, даже если там до черта жира… и углеводов. Знаете, есть причина, по которой мои дети не едят такое переработанное дерьмо, но если они хотят отпраздновать это, пусть будет так.
