ее хамство, а меня всю колотит.
— Пока что ты сидишь на шее у меня и собственной матери, — напоминаю ей. — И все пытаешься отобрать то, что тебе никогда не принадлежало!
— Вася, — тормозит меня бабушка.
— А что? Не так? Какого черта она позволяет себе унижать людей?! Она кто?!
— Прекрати! — рявкает бабушка. — Тебе кто разрешил сюда парней таскать? И голос на старших повышать! Так о матери переживаешь, что даже вещи ее не помогала собирать! Мы до полуночи возились с ее барахлом, пока она выла в подушку и дочку с мужем звала. А дочка непонятно где шлялась! И на звонки не отвечала.
Внутри меня рвутся только что затянувшиеся швы. Я буквально слышу, как хрупкие ткани лопаются у меня в ушах и все тело начинает нестерпимо болеть.
— Я… я… — растерянно кидаю взгляд на Яна и из последних сил беру себя в руки. — Задолбали вы. Обе. Это наша с мамой квартира и я сюда вожу, кого захочу. А вы решили поживиться на нашей трагедии, квартиру в городе отхватить и жить на мамину пенсию, не работая. Да, Маша?! — ору, чтобы на кухне точно было слышно.
— Вась, — моей руки касаются теплые пальцы. Вздрагиваю. Ян рядом. — Они не стоят этого, — смотрит не на меня, а на высунувшуюся из кухни тетку. — Сегодня сделка сорвалась. И дальше мы еще поборемся за эти квадратные метры, — улыбается он.
— Так это ты постарался? — тетка едва ли не плюется ядом.
— Да куда мне, убогому, — хмыкает Ян.
Он сказал это таким тоном, что тетка подавилась собственной слюной и скрылась из виду. Я вцепляюсь в его пальцы своими. Напряжение в квартире уже можно щупать. Еще немного и оно лопнет как мыльный пузырь, а время идет и нам скоро надо выезжать.
Ян категорично заявляет, что в его машине есть только одно свободное место и там поедет моя мамочка. Остальные добираются до Центра самостоятельно.
Уходим в мамину спальню. Она сидит на кровати, смотрит, как я нервно еще раз перепроверяю все ее вещи, будто потом у меня не будет возможности что-то довезти. Рассказываю ей, где она теперь будет жить. Стараюсь говорить спокойно, с улыбкой. Задумчивый Ян поддерживает меня своим присутствием и переписывается с кем-то в телефоне.
Судорожно вздыхаю, сев на мамину кровать. В животе все завязано в тугой узел. Дышу глубже, чтобы хоть немного отпустило. Смотрю, как мама беспечно улыбается Яну и так же, как нравится делать мне, убирает челку с его лба. Он тихо обещает ей заботиться обо мне. Это очень приятно и очень трогательно.
За дверью слышны возмущения тетки и повышенный тон бабушки, разговаривающей по телефону с риелтором.
— Дед, как и обещал, тормознул сделку по своим каналам, — сообщает мне Ян, убирая мобильник. — Нам потом надо будет вернуться сюда за документами, которые он просил.
— Помню. Пора, — смотрю на часы.
— Поехали.
Зовет Степана. Мужчина под пристальными взглядами моих родственниц выносит мамины сумки, потом возвращается за Яном. Мы с мамой спускаемся следом. Сажаю ее в большую красивую машину и всю дорогу прижимаюсь щекой к ее плечу.
«Не плакать», — напоминаю себе, натягивая улыбку.
В Центре нас встречают приветливые доктора и санитарка. Показывают палату, в которой будет жить мама. Ян оставляет меня с ней наедине. Раскладываю в шкафу ее вещи, размещаю на тумбочке любимые мелочи.
— Тебе нравится? — беру ее за руку.
— Я должна остаться здесь? — она смотрит на зарешеченное окно.
— Прости меня, пожалуйста, — кидаюсь к ней на шею, шмыгая носом. — Я не смогла тебя защитить. Обещала, что не отдам, а они все равно забрали. Я буду приезжать. Ты меня жди, ладно? И помни, что дочка любит тебя.
— Я тоже люблю свою дочку, — гладит меня по спине. — А Леша будет ко мне приезжать? Почему он сам не привез меня? — ее глаза вдруг тоже наполняются слезами. — Я так жду его.
— Мама!!! — срываюсь на слезы, еще крепче прижимаясь к ней.
Она плачет по папе, который никогда к ней не приедет, а я реву в голос, потому что теряю ее.
Ян
Она выходит из палаты, бледная и растерянная. Изо всех сил старается быть сильной даже в такой ситуации. Я слышал, как она там плакала, но сейчас поджимает губы и носик подняла выше, показывая всему миру, что и дальше будет бороться против всех, если придется. Резковатыми движениями стирает с лица влажные дорожки, делает глубокий вдох, просит меня еще немного подождать и уходит к врачу.
Они беседуют у окна в коридоре, а я смотрю на хрупкую фигурку с опущенными вдоль тела руками. Отчетливо вижу, как у нее дрожат пальцы и напряжена чересчур ровная спина.
Василинка кивает ему, что-то записывает в свой мобильник, задает вопросы. Вздрагивает, когда ладонь врача в жесте поддержки ложится на ее плечо. Этого хватает, чтобы на мгновение пробить броню и стереть с лица каменную маску. На ее лице мелькают эмоции: страх, боль. Короткий вдох и маска снова на месте. Она даже улыбку из себя выдавливает. Жутковатую, неестественную.
Попрощавшись с врачом проходит мимо маминой палаты, мажет по закрытой двери взглядом, тяжело заглатывает и подходит ко мне.
— Поедешь ко мне? — беру ее за руку и крепко сжимаю в ладони все еще дрожащие пальцы.
— Мне надо выходить на работу. Там и так за меня девочка вчера смену отработала.
— Вась, прекращай, — заглядываю в глаза, а она все время прячет от меня взгляд. — Я уже видел твои слезы, не надо от меня закрываться.
— Я не закрываюсь…
— Поехали, — принимаю решение.
Трогаюсь с места, крепко удерживая ее ладонь в своей. Василинке ничего другого не остается, как пойти за мной. Сопит, но шагает рядом. На крыльце нас встречают две мегеры. Мерзкая тетка, от которой даже мне хочется передернуть плечами, и бабушка.
— Поехали домой, Вася, — требует бабушка.
— Я к Яну поеду, — тихо отвечает Василинка.
— Домой, я тебе говорю! Ты наказана за то, что не явилась прошлой ночью!
— А тебе не кажется, что ты опоздала с воспитанием? Лет эдак на… семнадцать! Видеть вас не могу, — дрожит ее голос,
