Ненавижу!
— Пусти…п. пусти меня!
Вскрикиваю и Бес руки свои расщепляет, вытираю слезы. Уже не знаю, что думать. Не знаю!
— Что ты наделала, Ася?! Ты была со мной в безопасности, пойми! Я бы защитил тебя, защитил вас, что ты натворила!!!
— Как бы защитил? Ты бы убил меня тогда снова, убил нас! Я испугалась Тимур…испугалась за ребенка! За нашего малыша, который ни в чем не виноват был! Ты бы нас обоих убил вместе с Булатом, зарыл бы в землю, как в прошлый раз!
Вижу, как Тимур дышит тяжело, а после подходит и за плечи меня резко хватает. Сжимает на этот раз сильно и я узнаю эту силу. Он ничуть не изменился. Это все такой же прежний Бес, который умеет мне делать больно.
В его глазах огонь плескается, а руки почему-то дрожат. Сильно.
— Ася, пойми уже, наконец! Я отказался от этой ненависти, чтобы ты жила, чтобы была со мной! Никогда бы я не навредил ребенку, себя бы лучше застрелил, но ребенка бы пальцем не тронул! — Уходи, Тимур. Я т…тебе не верю б…больше.
Шепчу ему сквозь слезы, задыхаясь от истерики и видя отражение своей ненависти в до боли любимых глазах зверя.
Все думаю, что Бес сейчас ударит меня, но он резко руки свои убирает и просто выходит за дверь. Хлопает ею так сильно, что замок отваливается с петель, а я реву…уже сама не зная, кого винить в этом всем.
Демон говорит, что не делал этого, но я как я могу поверить, если своими глазами видела, что было много крови. Если не Бес это сделал, то кто…кто тогда забрал у меня Амели! Забрал мое счастье, мою жизнь забрал себе, оставив умирать без нее каждую секунду.
Ночью меня всего шатает, когда в комнату к ней пробираюсь. Точно вор, крадусь тихо, боясь разбудить, но Ася все же встает, не спит она ни хрена также, как и я. Призраком по дому шатаюсь. Не могу я тронуть мотылька в эту ночь. Хочу и не могу, сжимая горло своему черному демону голыми руками. Она горем убитая, а я не знаю за какую нить ухватится чтобы дочь нашу найти. Хотя бы тело Асе вернуть, хоть могилу, хоть что-то блядь, но нет НИЧЕГО.
Виктор днем снова пришел с пустыми руками. Следов нет, подсказок, улик, вообще нет ничего. Куда рыть, кто мог сделать мне такое. Самый страшный враг тот, кто жизнью своей не дорожит совсем.
Когда схватил Асю за плечи, прижал к себе, думал рехнусь уже просто. Как же я мечтал обнять ее нормально, но даже это не получалось. Они шипела и дрожала в моих руках. Ненавидя. Меня, конечно. Заслуженно, а еще плакала от страха и обиды снова. И я уже не мог видеть эти ее слезы.
Я выхожу из комнаты, до кабинета едва доползаю, игнорируя адскую боль в голове. Восстановили тут уже все. О пожаре ничего не напоминает. Диск только сломанный остался. Тот самый, обломки которого я сейчас верчу в руках. Больше трех лет семью не видел. Нет ничего от них, только эти осколки, не подлежащие восстановлению.
Откидываюсь на кресло. Ася. Все это время в аду настоящем жила, тогда как я сам сдыхал, только отдельно. Уехать подальше, вырезать ее из сердца, да не получилось. Как болезнь засела в голове и не проходит.
Правда. Ася все эти дни правду мне пыталась сказать, а я не верил. Не мог, просто не мог поверить, что она ребенка от меня родила. Скрыла беременность, скрыла блядь, все на свете, сбежала, а я не знал.
Не знал даже, что ребенок у нас был. Девочка. Наша дочь, которую я даже в глаза не видел. Не защитил, не уберег ее…Понятно теперь, чего Ася зверем диким бросается на меня…ненавидит.
Я бы тоже ненавидел, я бы убил сразу, без раздумий.
Я слышал сегодня, как Ася Эмиру пела. Красиво, пронзительно, очень печальную песню ему пела, тогда как я стоял за дверью и с места двинуться не мог. Моя девочка…что ты сделала с нами, зачем, зачем так поломала то, что даже еще окрепнуть не успело. Сжимаю кулаки, выть хочется, ведь нет в ней вины, она ребенка спасала! Ася правильно поступила, это я…я не смог ее защитить.
Эмир слушал Асю завороженно, и я не заходил, пока он сам не выскочил за дверь. Девочка пела колыбельную и я видел снова эти дикие слезы в ее глазах. Правда. Эта чертова правда про нашу дочь, которую я защитить не сумел.
“— Какой она была?
— Маленькой, такой хорошенькой и милой. Пусть ты ненавидел ее как и меня, но Амели была на тебя очень похожей. Волосы такие же черные, брови и глазки серебристые, как у тебя, губки такие же, и даже носик похож. Как у тебя! У нее были две маленькие родинки справа под нижней губой. Это единственное, что Амели от меня взяла. Остальное все твое, Тимур. До капли. Все от тебя…”
Снова и снова эти слова ее о дочери прокручиваю в голове.
Маленькой. Я не видел нашу маленькую дочь. Черноволосую маленькую девочку с двумя родинами под губой.
Сквозь мое пьяное сознание картинки пролетают. Как кадры старой пленки и я в ужас прихожу, когда вспоминаю. Маленькая девочка…черноволосая с двумя родинками под нижней губой. Я ее уже видел…
Шесть месяцев назад
“— Тимур, наконец-то!
— Здравствуй, Булат.
Пожимаю руку дяде, который приветственно хлопает меня по плечу. На улице жара, в лицо бьет влажный морской воздух. Испания всегда хорошо встречает.
— Проходи. Лола, накрой на стол, быстро!
Глаза Булата сияют от радости, тогда как мне после всего этого дерьма хочется вспороть себе вены.
— Ты после войны еще больше возмужал. Рискуешь, мой мальчик. Снова лез в самое пекло.
Булат с восхищением осматривает меня, будто племенного быка, что уже изрядно бесит.
— Я не изменился ничуть.
— Да нет, изменился все же. Я велю комнату тебе подготовить.
— Нет…Я проездом. Навестить просто приехал. Тогда дома не очень хорошо вышло. Я не ожидал тебя увидеть. Извини, дядя.
— Ничего сынок. Все в семье бывает.
Булат понимающе кивает и я вздыхаю спокойнее. Он семья моя. Все что осталось. Как ни крути. А я…предатель.
Почему-то оставаться у Булата не хочу. Все мои мысли о доме и о ней. Об Асе моей, и это не проходит нихрена.
— Папа!
Оборачиваюсь, когда слышу какой-то тонкий голос. Из угла
