меня. — Она потянулась глубже, поглаживая мой ствол, пока ее пальцы не обхватили мои яйца и не сжали их. Яростное желание вогнать мой член в ее маленькую нуждающуюся киску ударило меня по позвоночнику. — Потому что я зависима от этого, Святой. Зависима от ощущения, что ты внутри меня, растягиваешь меня, наполняешь меня до такой степени, что я чувствую, как ты можешь сломать меня пополам.
Молния сверкнула в ту секунду, когда я захватил ее рот своим. Наши губы сомкнулись, слившись воедино, а языки боролись за контроль, отчаянно желая попробовать то, чего так чертовски сильно жаждали.
Друг друга.
Я глотал ее стоны и крепче сжимал руку на ее шее, ощущая пульсацию ее тела на кончиках пальцев. Чем сильнее я сжимал ее горло, тем яростнее она накачивала мой член в своей ладони. Свободной рукой я сдернул льняную скатерть, и тарелки с едой, бокалы и столовые приборы с грохотом посыпались на пол. Я обхватил ее за талию и поднял ноги с земли. Когда она ударилась спиной о стол, ее ноги раскрылись передо мной, и я крепко прижался к ней всем телом. Она изо всех сил пыталась удержать мой член, пока я сильно и мощно выгибался на ней. Я был весь в звериных порывах и жестоких намерениях, когда желание трахаться взяло верх над моим телом.
Я отпустил ее горло и нащупал ее сиськи, разминал, оттягивал… брал. Ее спина выгнулась, когда она потянулась вниз, запустив руку глубже в мои штаны, чтобы поиграть с моими яйцами, простое прикосновение, которое привело меня в неистовство похоти, грозящее тем, что я, как подросток, вывалюсь в свои гребаные штаны. Я выгнул бедра, желая лишь поглотить ее и погрузить яйца глубоко в ее пизду, чувствуя, как ее тело извивается под моим.
Наши губы сцепились и завязались в узел, наши стоны превратились в грязную мелодию развратных желаний и похоти, которая заставляла нас обоих нагло мчаться к краю как можно быстрее. Мне казалось, что я потерял всякий контроль… пока не почувствовал, как ее зубы прижались к моей губе, и она прикусила ее, мгновенно пустив кровь, которую я почувствовал на языке секундой позже.
Я замер и уставился на каплю своей крови, которая окрасила ее нижнюю губу. Мысль о том, какова на вкус моя кровь на ее языке, — все, что требовалось зверю, чтобы вырваться из клетки. Чтобы наконец освободиться и вырвать из ее тела последние остатки невинности.
Она вытащила руку из моих брюк и подняла обе руки над головой. В знак полного подчинения. Разрешение мне делать все, что я хочу.
Я коснулся большим пальцем ее нижней губы, проведя каплей крови по краю ее рта.
— Один урок, который преподал мне отец, единственный, который я принял близко к сердцу… никогда не приручай своих демонов, но всегда держи их на поводке.
Одним движением я подхватил ее на руки, ноги обхватили меня, и я понес ее по коридору. Отчаянные пальцы запутались в волосах на моем затылке, она прижалась ко мне и провела языком по изгибу моего уха. Ее учащенное дыхание было эхом моего собственного желания и потребности. Это было ядовито. Смертельно. Выводило из строя. С каждым шагом она поглощала меня, и я забывал о внешнем мире. Здесь и сейчас были только мы. Мы и громкий шум нашего разврата. Он был оглушительным. Я даже не слышал стука собственного сердца. Все, что было важно, это успокоить бушующий между нами шторм, и единственный способ сделать это… позволить ему взять то, что ему было нужно, чтобы утолить свой голод.
Нас.
Я вошел в спальню и встал на краю кровати, Мила все еще крепко прижималась ко мне, ее рот жадно впивался в кожу на моей шее, словно она изголодалась по моему вкусу. Ее язык бархатно касался моей кожи, и я наклонил голову в сторону, чтобы дать ей попробовать больше меня. Больше меня, чтобы поглотить. Я хотел, чтобы она напиталась мной, вырвала мою душу из тела и с жадностью поглотила ее.
Зубы прикусили мочку моего уха, и я издал низкий, грохочущий смех.
— Мой маленький, Segreto. Если бы ты только знала, какие разрушения мы оставим после себя.
Ее теплое дыхание заплясало по моей шее.
— Мир может сгореть вокруг нас. Мне все равно.
Из моего горла вырвался стон, и я схватил ее, отрывая от своего тела и бросая на матрас королевских размеров. Изумрудные глаза сияли диким вожделением, ее тело извивалось на атласных простынях. Я не отрывал взгляда от ее обнаженного тела, пока спускал штаны, освобождая наконец свой ноющий член? твердый и готовый взять то, что принадлежало мне по праву. Готовый вновь овладеть своей женой.
— Мой путь в ад уже вымощен грехами. Но ты, Мила… ты — единственный грех, которому я буду предаваться, пока пламя не охватит меня.
Это была агония, как горело мое тело. Каждая мышца болела, внутренности скручивались и напрягались, когда возбуждение накапливалось между ног. Я закусила нижнюю губу, глядя на него, возвышающегося на краю кровати. Обнаженный, высеченный из камня рукой самого Адониса, Сэйнт был еще более привлекателен благодаря доминирующей силе, которую он излучал, просто дыша. Он держал себя гордо, царственно, даже находясь на грани греховных глубин. Каждый его изгиб, каждый дюйм, вплоть до затвердевшего члена, был гладким, упругим… совершенным. Мои пальцы жаждали прикоснуться к нему, а бедра пульсировали от желания принять его.
Он поднялся на верхнюю часть кровати с балдахином, вытянул руки, напрягая каждый мускул своего точеного тела.
— Ты говоришь, что готова, чтобы весь мир сгорел.
Я выгнула спину, словно его слова ласкали мою разгоряченную кожу.
— Прямо сейчас я готова сгореть.
Ухмылка, злорадно изогнувшая его губы, напомнила мне о том, как сильно я жажду снова ощутить его вкус.
— Это все, что у тебя есть, не так ли, Мила? Твой огонь. Тьма, которую нужно сжечь.
— Тьма, которую я никогда не знала до тебя.
Он опустил руки, продолжая улыбаться.
— За разврат я с радостью заплачу кровью.
Он потянулся к углам кровати и достал оттуда черные галстуки с петлями. Дьявольская ухмылка на его лице была одновременно сексуальной, как грех, и чертовски раздражающей.
— Я добавил кое-что к декору нашей спальни, пока ты любовалась роскошью номера.
Он обхватил пальцами мою лодыжку и без труда завязал черный атлас вокруг моих ног.
— Ложись, Мила. — Его тон был жестким и грубым, ясно
