она смеется еще сильнее.
Засранец.
Хотя я не могу отрицать, что мне нравится этот звук, даже если он его вызывает.
Помахав напоследок рукой, она выходит за дверь.
— Полагаю, вы все подлатали, — замечает Кэм, снова распахивая свою ловушку.
— Нечего было латать. Ей просто нужно было время. Я дал ей его, и теперь она вернулась.
— Как скажете, лейтенант, — насмехается он.
Я бросаю на него раздраженный взгляд и поворачиваюсь лицом к Джейку, скрещивая руки на груди.
— Что происходит?
Через несколько секунд энергия в комнате меняется, и я быстро понимаю, что мне это не понравится.
— Кэм вчера узнал кое-что интересное о нашем новичке.
Мое любопытство разгорается, и я снова перевожу взгляд на Кэма, обнаруживая, что все прежнее веселье исчезло с его лица.
— Помнишь ту смену, когда Рубин поменялся с Декланом из-за семейной встречи? — спрашивает он.
Я киваю.
— Так вот, оказывается, никакой семейной встречи не было.
— Откуда ты это знаешь?
— Я столкнулся с Клэем в спортзале вчера вечером, — говорит он, имея в виду старшего брата Рубина. Мы вчетвером вместе заканчивали школу. — Мы заговорили о смерти Деклана и о том, как Рубин справляется с этим. Он сказал, что после пожара был сам не свой, более напряженный, взволнованный, даже замкнутый. Когда я упомянул о том, что из-за перемены смен ему, должно быть, приходится тяжелее, он не понял, о чем я говорю. Не стоит и говорить, что к тому времени, когда я закончил рассказывать, он был в таком же замешательстве, как и я.
Я обдумываю полученную информацию, но чувствую, что что-то не так.
— Зачем Рубину врать? Это бессмысленно.
Кэм пожимает плечами.
— Может быть, ему есть что скрывать.
Это предположение вызывает у меня воспоминания: затылок покалывает, когда я вспоминаю, что он рылся в шкафчике Деклана вскоре после его смерти. Раньше я не придавал этому значения, но, возможно, так оно и было.
Напряжение нарастает, когда я делюсь с ними этой информацией.
— Почему ты ничего не сказал раньше? — спрашивает Джейк.
— Потому что он сказал, что ищет что-то, что одолжил Деклану. Я не думал, что он врет. Мы же говорим о Рубине.
— Я понимаю, — говорит Кэм, — но даже если отбросить все это, я вынужден согласиться с Клэем. Рубин не был самим собой со времен Деклана. Просто посмотри, сколько раз за последний месяц он опаздывал на смену.
Он прав, и это не очень умно с его стороны. Я уже сделал ему предупреждение, в следующий раз это будет Кэп, а когда дело доходит до него, три страйка, и ты вне игры [9].
— Не стоит забывать и о том, каким нервным он был, когда шеф появился в тот вечер, — добавляет он, делая еще одно веское замечание. — Он вбежал в участок, как будто его задница горела.
— Может быть, но поджог? — говорю я. — Я просто не представляю себе этого. Он такой… любитель.
— Тут я с тобой согласен, — говорит Джейк. — Но я все равно говорю, что мы должны донести это до Кэпа. Он должен знать, Остин. Сейчас, с эскалацией этих пожаров, мы не можем ничего исключать.
Я тяжело вздохнул и кивнул.
— Мы поговорим с ним в следующую смену.
Последнее, что нам нужно, это еще большее напряжение на станции, но они правы, Кэп должен знать об этом. Я надеюсь, что мы ошибаемся, и всему этому есть очень хорошее объяснение, потому что от одной мысли, что это может быть кто-то из наших, что это может быть кто-то с нашей станции, у меня сводит живот.
Зоуи
В окружении природы я не спеша делаю снимок за снимком, заново открывая в себе страсть, которую со временем забросила.
Поначалу я брожу по участку, неуверенно пробираясь по мокрой от прошедшего дождя траве. Казалось, что я забыла, как это делается, но проходит совсем немного времени, прежде чем я вновь обретаю свою любовь.
Все начинается с того, что солнце, вырвавшись из облаков, озаряет горные вершины. Потом белка на ветке, поедающая желудь. Потом птичье гнездо с новорожденными птенцами. Находка за находкой, и эйфория захлестывает меня, а тяжесть на сердце ослабевает с каждым сделанным снимком. До тех пор, пока время не становится для меня чем-то второстепенным.
Больше всего в фотографии я люблю способность видеть вещи по-другому через объектив, переживать их по-другому. То, что обычно нельзя оценить невооруженным глазом.
Это напоминает вам о том, как велик мир и что, несмотря на катастрофы, которые он может таить в себе, на душевную боль, которую может причинить, где-то в этом безумии, которое мы называем жизнью, есть красота.
Только когда я подхожу к ручью, мои ноги подкашиваются, и я вспоминаю, как была здесь в последний раз.
С моей сестрой и Остином.
Только что обретенный покой разбивается вдребезги, боль пронзает мое израненное сердце, когда я вспоминаю тот день. Это настолько яркое воспоминание, что я снова погружаюсь в него, переживая его заново.
Заикающийся смех Крисси разносится легким ветерком, освещая все ее существо, когда Остин несет ее к воде, опускаясь на колени, чтобы она могла прикоснуться к ней.
— Ка-а-к з-зд-о-о-ро-в-о-о, — говорит она, улыбаясь ему в ответ.
— Да. Хочешь искупаться? — дразнит он, делая вид, что бросает ее в воду.
Она визжит от смеха, цепляясь за его рубашку.
В конце концов, он проводит ее дальше по берегу, показывая разные камни и построенную до его переезда дамбу.
Я снимаю их на телефон, и сердце мое переполняется, когда я вижу, как любимый мужчина несет мою младшую сестру на своих сильных руках и показывает ей прекрасные уголки матушки-природы. Он не жалуется и даже не вспотел. Судя по улыбке на его лице, я бы сказала, что он наслаждается этим не меньше, чем Крисси. Мне остается только сдерживать радость, которую я испытываю в этот момент.
В итоге я выбираю место на траве и освобождаю корзину для пикника, которую мы собрали, прежде чем позвать ее к себе.
Остин усаживает Крисси между моих раздвинутых ног, ее спина упирается в мою грудь, и я крепко обнимаю ее, затем он занимает место позади меня, обнимая и сестру, и меня. Это самый совершенный момент в моей жизни, и я решаю, что должна его запечатлеть.
Переключая телефон в режим селфи, я поднимаю его вверх, достаточно высоко, чтобы в кадр попали мы все трое.
— Все говорят «сыр».
Улыбка моей сестры заполняет экран, а Остин поворачивает лицо, прижимаясь губами к моей щеке.
