вопли и визги слышны посетителям в радиусе километра. Наконец, пытка заканчивается, и я пулей вылетаю за предел автодрома. Влад довольный выходит следом:
— Ну как, понравилось?
— Шутишь?! Бр-р-р. В следующий раз ни за что не поведусь на твои красивые глазки. Теперь у меня стресс!
— Пойдем, — приобнимает за плечи. — Будем снимать стресс.
Тормозим возле палатки с угощением, дизайн которой напоминает воздушный зефир. Для меня Влад покупает огромный рожок с любимыми шариками лимонного и фисташкового мороженого, себе — стаканчик Гляссе. С удовольствием уплетаю сладость и жмурюсь на закатное солнце, дурашливо болтая свисающими со скамейки ногами. Легкий ветерок играет с пышными кронами деревьев, слышен щебет птиц. Внутри штиль и умиротворение.
— Как ты в жару пьешь кофе?
— Нормально. Там тоже добавлено мороженое, — он расслабленно откидывается на деревянную спинку. — И потом, если мне станет жарко, в машине всегда есть кондиционер, — легонько щелкает по носу и замирает. Позже звучит стон, который оказывается полной неожиданностью: — Можешь так его не облизывать?
— Можешь не видеть во всем сексуальный подтекст? — передразниваю.
Если поначалу я ничего такого не планировала, то теперь нарочито медленно прохожусь кончиком языка по светло-желтому подтаявшему и мягкому шарику, блаженно опускаю веки и довольно мычу. Когда распахиваю глаза, Влад в той же позе безотрывно наблюдает и тяжело сглатывает. Это тебе за машинки. Естественно, триумф не длится долго и заканчивается полным провалом: вафельный кончик намокает, и на юбку падает несколько бледно-зеленых капель.
— Блин-блин, — отдаю мороженое обалдевшему Владу и спешно достаю из сумки влажные салфетки. С моим везением и неуклюжестью без них нельзя выходить из дома. К сожалению, салфетки не помогают, лишь размазывая и увеличивая кляксу на ткани.
— Я испортила сарафан, — прискорбно отмечаю. Настроение тут же скатывается в тартарары.
— Не расстраивайся, пятно практически не видно, — Влад пытается утешить.
— Ну конечно, это же я. Было бы странно, если бы ничего не случилось.
— Не преувеличивай, — он не сдается. — Смотри, коленки целые, ты не упала и ничего не повредила.
— Потому что мы не пошли кататься на роликах или велосипеде, иначе гарантированно все было. Это ничего не значит.
— Так, — он выбрасывает в урну стаканчик с остатками рожка, поднимает меня и крепко обнимает. — Сейчас выбираешь аттракцион, и мы продолжаем развлекаться.
— Можно? — слезы подошли к опасной границе и намереваются хлынуть.
— Нужно!
— Пойдем на колесо обозрения? — поворачиваюсь в сторону огромной металлической конструкции.
— А нельзя что-нибудь другое? — нервно косится наверх.
— Очуметь! Владислав Юрьевич Керимов чего-то боится?!
— Угу. Представляешь, Крис, высоты, — с досадой кривит рот.
Такого поворота я не ожидала. Сдерживаю упрямо рвущийся наружу смех, чтобы не обидеть.
Влад с опаской залезает внутрь прозрачной кабинки вслед за мной и мертвой хваткой вцепляется в поручень. Видок у него, прямо скажем, не очень, поэтому забираю вспотевшую ладонь в свои руки. На высшей точке он зажмуривается:
— Когда это закончится?
— Еще столько же, — становится жалко парня.
— Ради тебя потерплю, — приоткрывает глаз и озирается. Я лишь сочувствующе вздыхаю.
Чем ближе земля, тем больше Влад приободряется. Конечности не полностью слушаются его, но желание вернуться на твердую поверхность пересиливает. За храбрость целую своего рыцаря:
— Вот почему не захотел по связанным простыням лезть меня спасать. Нашелся твой третий недостаток! Если можно так сказать.
— А первые два какие? — недоуменно останавливается как вкопанный.
— Беспорядок и фастфуд. Пожалуй, на сегодня хватит развлечений, поедем домой?
— Давай.
По пути перебираем варианты вечернего досуга, которые не вяжутся с тем, что вытворяет настойчивая мужская рука. Она скользит по бедру и красноречиво намекает на предпочтительный. Ощущаю мандраж и предвкушение. Пальчиками глажу его кисть, перехожу на царапание ногтями и поднимаюсь до локтя. Мурашки разбегаются по смуглой коже.
— Дразнить удумала.
— Угу, — довольно поджимаю губы. Действую смелее и сжимаю шею сзади, после чего запускаю руку в волосы на затылке.
— Ну вот, теперь я хочу не секса, а расслабляющего массажа.
— Упс.
— Думаю, можно совместить, — обольстительно и многообещающе скалится.
Мы почти добираемся до дома, когда звонит папа:
— Привет, дочь. Подойди в паркинг, нам надо поговорить.
Внутренности холодеют. А ведь Влад так и пророчил.
— Привет, — растерянно поворачиваюсь к парню и беззвучно произношу «папа». — Я не дома, вернусь минут через десять.
— Хорошо, подожду возле твоей машины.
Что это было? Игривое настроение как ветром сдувает, я сильно нервничаю:
— Влад, мне страшно.
— Все будет хорошо, — перехватывает мою кисть и целует. Простой жест приносит некоторое успокоение.
Заезжаем на подземную стоянку, и я без труда различаю фигуру отца возле своей красотули. Очень скучаю по ней. Влад паркуется и неустанно повторяет подбадривающие слова. Выбравшись из Камри, он стремительно меняется и, словно коршун, закрывает меня от гипотетической опасности. Касаюсь его напряженной спины, раздумывая, кто из нас реальный параноик. Странно переглянувшись с папой, он что-то понимает и выдает:
— Кристина, я пока в магазин схожу за Колой.
— Хорошо, — растерянно провожаю удаляющуюся фигуру.
Папа не начинает разговор, хотя инициатива встречи была его. Я же понятия не имею, что сказать.
— Прости меня.
— Э-э-э? — ясно, почему он молчал: собирался с силами.
— Я был не прав. Упустил момент, когда ты повзрослела, продолжая считать нашей маленькой девочкой, которую надо опекать.
— Пап, что у вас случилось с Керимовыми?
— Влад что-то рассказывал? — он нервничает.
— В общих чертах: типа бизнес не поделили, разругались вдрызг. Он же в тот день чуть в аварию не попал.
— Аварию?
— Да, поэтому больше из-за нее переживал.
— Мы с Юрой обсудили ситуацию и пришли к выводу, что глупо ненавидеть друг друга спустя столько лет. Тем более если дети встречаются.
— Ну вы даете.
— Я знаю, что мы не лучшие родители, постарайся не судить строго. Мама еще не остыла, ближайшие пару недель не стоит появляться дома. Как вариант: только в ее отсутствие. Ирина Владимировна тоскует.
Вот именно! Феечка, а не они. Н-да, душевные речи ему не особо даются, в отличие от рабочих. Вроде стало легче, но ощущается пустота и разочарование. Да я и раньше не питала иллюзий насчет любви родителей, но все же… В порыве отчаяния прижимаюсь к отцу:
