— Неужели ты действительно надеялась на то, что Талли станет среднестатистической прилежной студенткой? Сомневаюсь, Кейти. Она — романтик, живет мечтами. Тебе было бы неплохо позаимствовать немного ее огня.
Кейт закатила глаза. Опять это незаметное — впрочем, не такое уж незаметное — давление, побуждающее ее быть похожей на Талли.
— Мы сейчас говорим не о моем будущем. Сосредоточься, мам.
— Я просто хотела тебе это сказать.
— Я тебя услышала. Так что же мне делать? Талли избегает меня, а ведь я просто старалась быть хорошей подругой.
— Иногда быть хорошей подругой означает промолчать.
— И я должна просто смотреть, как она совершает ошибку?
— Иногда — да. А потом ты должна быть рядом, чтобы собирать ее по кусочкам. Талли — яркая личность, но не забывай о ее прошлом и о том, как она ранима.
— И что же мне теперь делать?
— Только ты можешь ответить на этот вопрос. Времена, когда я была для тебя говорящим сверчком в каморке у Пиноккио, давно прошли.
— И никаких бесед, начинающихся со слов: «Жизнь такова»? Как раз сейчас, когда мне бы они, возможно, могли понадобиться?
На том конце провода снова послышался звук выдыхаемого дыма.
— Я знаю, что сегодня в час она будет в монтажной вашей телестудии.
— Ты уверена?
— Так она сказала.
— Спасибо, мам. Я люблю тебя.
— Я тоже люблю тебя, доченька.
Повесив трубку, Кейт поспешила обратно в комнату, быстро оделась и совсем немного подкрасилась, воспользовавшись, главным образом, маскирующим карандашом, чтобы замазать прыщи, появившиеся на ее лице в большом количестве, после того как они с Талли поссорились.
Она быстро прошла по студенческому кампусу. Это было несложно, так как большая часть студентов готовилась сейчас к годовым экзаменам. У дверей студии Кейт остановилась, собралась, словно перед боем, и решительно вошла внутрь.
Она нашла Талли там, где и сказала мама, — скрючившейся перед монитором, на котором она просматривала необработанные материалы и интервью. При появлении Кейт она вскинула голову.
— Какая честь! — с издевкой произнесла Талли. — Неужели нас посетила сама Мисс Председатель высокоморального большинства?
— Прости меня, — сказала Кейт.
Лицо Талли при этом перекосилось, как если бы она долго задерживала дыхание, а теперь наконец смогла выдохнуть.
— Ты вела себя как последняя дрянь.
— Мне не следовало всего этого говорить. Я просто… мы же никогда ничего не утаивали друг от друга.
— И в этом была наша ошибка. — Талли попыталась улыбнуться, но у нее ничего не вышло.
— Я ни за что на свете не обидела бы тебя нарочно, ты — моя лучшая подруга. Прости меня!
— Поклянись, что такое никогда не повторится, что ни один мужчина никогда не встанет между нами.
— Я клянусь! — Кейт всей душой верила в то, что говорит.
Если бы ей понадобилось отрезать себе язык, чтобы такое больше не повторилось, она бы это сделала. Их дружба важнее любых романтических отношений. Парни приходят и уходят, а женская дружба остается. Они обе это знали.
— А теперь твоя очередь.
— Что ты имеешь в виду?
— Поклянись, что больше не будешь объявлять мне бойкот, не поговорив и не объяснившись. Последние три дня мне было очень плохо.
— Клянусь!
Талли и сама не понимала, как это случилось, но интрижка с преподавателем превратилась в самый что ни на есть настоящий роман. Без всякой иронии. Возможно, Кейт все-таки была права, и для Талли все начиналось отчасти из карьерных соображений, но теперь она об этом успела забыть. Все, что помнила Талли — это то что в объятиях этого мужчины она чувствовала себя счастливой, что было для нее абсолютно новым ощущением.
И конечно же, он был ее учителем. Когда они были вместе, Чад говорил ей о вещах, на самостоятельное постижение которых у Талли ушли бы годы.
И, что еще важнее, он показал ей, что такое заниматься любовью. Его постель стала для Талли портом, отправной точкой ее путешествия, а его руки — спасательным кругом. Когда Талли целовала Чада и позволяла ему касаться себя в самых интимных местах, она забывала о том, что не верила в любовь. Первый неудачный опыт в темном лесу в округе Снохомиш постепенно стирался из ее памяти, пока однажды Талли не обнаружила, что больше не носит его в себе. Это навсегда останется какой-то частичкой ее опыта, шрамом на душе, но, как и все шрамы, со временем он превратился из болезненного красного рубца в едва заметную тонкую линию, которую можно было и не заметить.
Однако, несмотря на то что Чад открывал для нее столько нового, со временем Талли этого стало мало. К последнему курсу Талли стала раздражать вяло протекавшая жизнь колледжа. Си-эн-эн в корне изменила лицо телевещания. В большом мире творились дела, имевшие огромное значение. Джон Леннон получил смертельную рану на пороге собственной квартиры в Нью-Йорке и вскоре умер, парень по фамилии Хинкли стрелял в президента Рейгана в жалкой попытке произвести впечатление на Джоди Фостер. Сандра Дэй О’Коннор стала первой женщиной-судьей Верховного суда, а Диана Спенсер вышла замуж за принца Чарльза, и свадебная церемония была так похожа на волшебную сказку, что каждая американская девушка поверила в любовь со счастливым концом и верила целое лето. Кейт говорила об этой свадьбе так часто и с такими подробностями, будто сама была там в качестве гостьи.
Все эти новости были на первых страницах газет, но все они словно прошли мимо Талли — она была всего лишь студенткой, ее время освещать происходящие события еще не наступило. Конечно, она писала статьи в студенческую газету, а иногда ей даже удавалось прочитать пару своих строчек в эфире. Но все это было каким-то ненастоящим, словно разминкой перед игрой, в которую пока ей так и не разрешили играть.
Ей хотелось отправиться в плавание по настоящему морю национальных или хотя бы местных новостей. Ей надоели все эти танцы в женских клубах, вечеринки студенческого братства и эта старомодная нелепица — шествие со свечами. Почему все девушки вокруг так мечтают о помолвке, было выше ее понимания. Неужели они не знают, что происходит в мире? Неужели не видят, какие открываются возможности?
Талли взяла от университета Вашингтона все, что он мог ей дать, прошла каждый курс, связанный с вещанием и печатными средствами массовой информации, выжала все, что можно, из года стажировки на новостной радиостанции. Теперь пора было всерьез погружаться в мир телевизионных новостей, где властвовал закон джунглей. Талли хотелось ворваться в толпу журналистов и локтями проложить себе путь вперед.
