– Нет уж, говори! – настояла мать. – Вы с ним расстались!
– Да, – с облегчением подтвердила ее версию я. А что? Конечно же мы с ним расстались. Причем давно.
– И что теперь? Развод? Что вообще произошло? Это все из-за того, что у вас не было детей. Давно надо было рожать, я тебе говорила. Вот, теперь будешь всю жизнь одинокой! Горе ты мое, как ребенок, – тарахтела она, не давая вставить мне не слова. Да я не особо и пыталась.
– Who is call up? – довольно громко вставил слово Лайон, которому, как я думаю не понравилось потерянное выражение моего лица.
– My mother, – ляпнула я.
– Это с кем ты там болтаешь по-английски? – мгновенно среагировала мамуля.
– С мужем, – продолжила ляпать я.
– С КЕМ????? – в шоке переспросила мама. Я замолчала. Меня парализовало. Я четко знала, что уже сказала больше, чем было надо. По-хорошему, я не только сказала, но и сделала больше, чем надо. – Что ты молчишь? Я сейчас все брошу и приеду к вам. Что там происходит!
– Приезжай к нам на Рождество. Я познакомлю тебя с мужем, – собралась с силами и выдавила я.
– Так долго я ждать не могу, – искренне отреагировала мамуля.
– И не надо. Он католик. У них рождество двадцать пятого декабря. Послезавтра, – «утешила» я ее.
Тут случилось невероятное. Мама замолчала. Она молчала довольно долго. По моим ощущениям, минут семь, не меньше. Потом сухо отрапортовала, что приедет послезавтра к обеду и нежно попрощалась со мной. Она даже не спросила, как его зовут! Даже не спросила, чем он занимается, сколько ему лет, из какой он семьи, что он кончал и сколько он получает. Она не спросила ни-че-го! Ой, неужели я разбила своей матери сердце, как она с детства и говорила?
Двадцать пятого декабря, к обеду, а точнее к четырнадцати часам тридцати минутам звонок в моей двери чинно прозвенел три раза.
– С праздником, дочка, – вежливо поцеловала меня в щечку мама, не пытаясь почему-то пролететь коршуном по квартире и найти все наши страшные тайны. Не попыталась поймать нас с Ромкой с каким-нибудь поличным.
– Поздравляю, детка, – откашлявшись, забегал по мне глазами папочка. Я осмотрела родителей и с радостью отметила, что сердца у них обоих на месте и бьются в положенном режиме.
– Спасибо, проходите, – гостеприимно развела руками я, забыв, что нахожусь в их собственной квартире. Но тут из ванной вышел чистый, хорошо пахнущий Лайон и родители застыли в немом изумлении.
– Hello, I’m very glad to see you. I’m Lion, you now. I think you are parents my wife. I’m right?
– Что? – переспросила в панике мама. В ее время учили язык вероятного противника, тогда это была Германия.
– Он говорит, что очень рад познакомиться с родителями его жены, – перевела я.
– С кем? – переспросил, как глухой, папа.
– С вами. Вы же мои родители, – пожала плечами я. Мама долго держала рот открытым, поскольку даже само наличие непонятно откуда взявшегося, живого (а не мифического) мужа – иностранца было непосильно для нее и не сочеталось с ее представлениями обо мне. А уж мои познания в английском окончательно ввели маму в ступор. В нем мы и отпраздновали иноземное Рождество. Мама чинно отправляла себе в рот листики салата и делала вид, что жует их. Папа страдал и мечтал вернуться в свой деревенский дом. Я дозировано нагружала их информацией о том, что Олег Петрович отошел в мир иной (иносказательно, конечно), еще в том году. Что наш развод уже состоялся (также как и свадьба, они навсегда останутся только в памяти моих предков). И что теперь я Екатерина Виллер, жена американского программиста, с которым у нас любовь (I need to do your daughter very happy!).
– Где же он будет работать? – с ноткой растерянности осмотрела Лайонов твидовый пиджак на футболку и джинсы мама. Тут мне пришлось открыть ей главное.
– Он работает в Вашингтоне.
– И? – отказалась понимать мама.
– И все! – отказалась разъяснять я. Над праздничным столом повисла унылая пауза.
– Ты что, хочешь сказать что вы будете жить в Америке? – вдруг озвучил мои страхи папа.
– Yes, America. Washington. We are fly away to 20 January, – неожиданно врубился в смысл речей и взял инициативу в свои руки Лайон.
– Когда-когда! – заорала мама. – Двадцатого января? Прямо через месяц? И почему, черт возьми, я ничего об этом не знаю? Ты никуда не поедешь! Я запрещаю! Это идиотизм. Ты там пропадешь. Откуда только ты откопала этого Лайона?
– Я его не откапывала, – попыталась встрять я. Но на самом деле я вдруг стала тешить себя бездумной надежной, что моя мама силой своего бронебойного характера расставит все по местам и отправит Лайона в Штаты одного. А меня накажет, посадит на цепь и примется кормить манной кашей, приводя в чувство.
– Сама бы ты никогда не додумалась выкинуть такое! – утвердила меня в надежде мама. Но тут Лайон встал из-за стола и спокойно вышел куда-то, пробормотав только сорри.
– Куда это он? – испуганно спросил папа. Минут через десять Лайон так же спокойно вернулся к нам, составил в одну сторону стола все чашки – тарелки и стал раскладывать перед мамой пасьянс из моего свидетельства о браке, паспорта и загранпаспорта. А также фотографии, где мы целуемся и мои письма.
– И что? – растерянно шептала мама. Лайон улыбнулся и взял меня за руку.
– It’s wedding-ring, are you see?
– Что он говорит, – переспросила мама, разглядывая сияющий на моем пальце бриллиант.
– Это обручальное кольцо. А это свадебные кольца, – пояснила я его жестикуляцию. – А это наши билеты на самолет. Очень дорогие.
– We are fly away to 20 January. It is impossible to change, – уверенно и спокойно пояснил он. Затем он взял меня за талию, притянул к себе и сказал четко и размеренно, – она мой жена. Wife. For ever. Навсегда.
– Что ж это такое? – слабо вскрикнула мама и стала растирать папе грудь в районе сердца. Я стояла как парализованная. Навсегда? Как это? Я не готова! Я не планировала. Я не хочу! Не может быть! Однако, час за часом, в реальность этого безумия поверили даже мои родители. Мама всплакнула, выпила водочки, полистала мои детские альбомы, но потом встряхнулась и потянулась за разговорником. Через час они с Лайоном чудно любили друг друга. Лайон обещал маме заботиться обо мне по всей строгости закона, а она, коряво поясняя свою скудную лексику жестами, давала ему инструкции по наиболее оптимальной эксплуатации меня в хозяйстве. Лайон с пониманием кивал и даже что-то записывал.
– Не давайте ей много мороженого, оно ей вредно. И мандарины. У нее в детстве была ужасная аллергия.
– Allergy? – с интересом уточнял он.
– Да-да. И следите, чтобы она высыпалась. Она способна смотреть телевизор хоть до утра.
– Мама, ну что ты такое говоришь? – возмущалась я.
– Помолчи, – отрезала мама. Потом она прикинула и решила, что раз я через месяц уеду из удобоваримой зоны доступа, то, пожалуй, этот месяц она проведет со мной. Лайон радушно согласился, ему было все равно. Он ждал только визы и отлета, на остальное ему было плевать. Лишь бы по ночам он мог прижимать меня к себе собственническими руками. Холодными руками.
