— Сорок градусов, — сказал МакКуин. — Но я надеюсь, что это вполне приличный бурбон для завтрака.
Роланд снова рассмеялся.
— Вы смеетесь надо мной, молодой человек? — требовательно спросил МакКуин.
— С тобой, — сказал Роланд. — Я начинаю понимать, почему Эллион оставалась с тобой шесть лет.
— Я мог бы показать тебе, почему она оставалась со мной в течение шести лет, — сказал МакКуин.
— МакКуин, это…
— Я имел в виду свой банковский счет, — сказал МакКуин.
— Это не менее оскорбительно, — сказала она. — Ну, все. Болтовня окончена. — Она выключила громкую связь и выпроводила Роланда из комнаты. Он пошел, неохотно. Очень неохотно. — Ладно, мы снова одни. Ты поможешь? Шутки в сторону?
— Я помогу. Что мне делать?
— Мне нужна контактная информация об Оливере Коллинзе из Орегона, примерно двадцати шести лет.
— И зачем мне охотиться за этим мальчиком ради тебя?
— Мы думаем, что он может что-то знать о моем падении или о чем-то еще. Мы хотим задать ему несколько вопросов.
Последовала пауза, прежде чем МакКуин ответил, и Эллисон надеялась, что мужчина не потерял сознание.
— Ты действительно собираешься остаться там с ними, не так ли? — спросил он.
— Пока, — сказала она. — Но даже если так, мне нужно знать, что произошло.
— Я бы тоже хотел знать. Надеюсь, когда-нибудь у тебя будет семья, которую я не смог тебе дать, — сказал МакКуин.
Эллисон проглотила комок в ее горле.
— Я должна ненавидеть тебя, — сказала она. — Я действительно должна. Почему я не могу?
— Ты же знаешь, как говорят… Нет смысла гадать почему. Только пить бурбон и ржаную водку.
— Так не говорят. Это твои слова, МакКуин.
— Серьезно? Тогда я очень мудрый человек.
Она прошептала спокойной ночи и повесила трубку, прежде чем МакКуин успел сказать что-нибудь еще, чтобы она вспомнила, почему не ненавидит его. Она написала ему имя Оливера, его возраст и то немногое, что она помнила о нем — блондин, голубые глаза, из Портленда. МакКуин отправил смайл с поднятым вверх большим пальцем. Сообщение получено.
Она оставила телефон у себя в комнате и обнаружила Роланда на кухне, который собирал нечто похожее на коктейль из таблеток в крошечную рюмку.
— Бурбон лучше, — сказала она.
— Это все для папы, — сказал Роланд. — От зуда у нас есть Бенадрил. Мочегонное средство, помогающее при отеках. И еще парочка таблеток, название которых я забыл, но которые очень важны, как мне сказали. Они добавят ему буквально несколько часов жизни.
Она села за стол напротив него.
— Прости МакКуина за этот допрос. Ты очень хорошо справился.
— Я ожидал, что он будет, ну, не знаю, большим мудаком, — сказал Роланд.
— Он может позволить себе быть милым. Ты тоже был мил. Милее, чем я ожидала.
— Мне неприятно это говорить, но он мне нравится.
— Он обаятельный.
— Серьезно, — сказал Роланд. — Я традиционной ориентации и даже я подумал, да, я бы переспал с этим парнем.
Эллисон рассмеялась.
— Я бы не прочь на это взглянуть.
— Ты все еще испытываешь к нему чувства? — спросил Роланд. Его тон был нейтральным, но она заметила вспышку нервозности в его глазах.
— У меня были чувства к нам, — сказала она. — Мы мне нравились. Я привыкла к нам. А он покончил со всем, и мне показалось, что из-под меня выдернули ковер. Оказывается, под ним довольно хороший пол.
Она заметила, что Роланд старается не улыбаться. И у него это не очень хорошо получалось.
— Я всегда буду заботиться о нем, — сказала она, — но я не тоскую по нему.
— Хорошо.
— Очень хорошо. Я тосковала по тебе много лет, — сказала она.
— Правда? — спросил он.
— В девятнадцать лет я была еще девственницей, — напомнила она ему. — Я думаю серьезной причиной для этого было то, что часть меня сравнивала тебя с каждым мальчиком. И все они бледнели на твоем фоне.
— Я не такой уж замечательный, — сказал он. — Серьезно, я не такой.
— Для меня был, — сказала она. Мгновение она наблюдала, как он добавляет таблетки в рюмку. — Сегодня Дикон рассказал мне о Рэйчел. Он попросил меня не упоминать о ней, но я не хочу, чтобы с нами было так. Тебе не нужно говорить о ней со мной. Я хочу, чтобы ты знал, что я знаю, поэтому у нас нет секретов.
Роланд резко посмотрел на нее, когда она произнесла имя Рэйчел, но он, похоже, не злился.
— Должно быть, было очень больно потерять ее в том несчастном случае. Нам не нужно об этом говорить. Все, что я могу сказать по этому поводу, это то, что мне очень, очень жаль, — сказала она.
— Ты потеряла свою маму. Все в этом доме кого-то потеряли, — сказал он.
— Все в этом доме также кого-то нашли, — сказала она.
Роланд улыбнулся и больше ничего не сказал.
— Если хочешь, я отнесу их папе, — сказала она.
— Ты не будешь говорить с ним об Оливере? — спросил Роланд.
— Нет.
— Хорошо, — сказал он. Она поцеловала его в щеку и вышла из кухни.
— Это я виноват, — тихо сказал Роланд, но Эллисон услышала и обернулась.
— В чем?
— Что Рейчел умерла.
— Я простудилась. Я имею в виду, когда умерла моя мама. У меня был ужасный кашель, и я не могла заснуть, поэтому мама поехала в аптеку в полночь. Она пила — не так много, но достаточно, чтобы быть пьяной и уставшей. Но она потеряла контроль над машиной. Зная местность, она, вероятно, вильнула рулем, чтобы избежать встречи с собакой или перекати-полем, которое приняла за собаку. Ее смерть — моя вина?
— Конечно, нет.
— Вот видишь, — сказала она и поцеловала его в лоб.
Роланд взял ее за руку и поцеловал. Она чувствовала, что ему хотелось сказать больше, но все, что он сказал, было: — Передай папе, я буду позже.
— Конечно.
Она оставила его на кухне и поднялась на третий этаж, где обнаружила доктора Капелло, шаркающего по спальне в зелено-голубом клетчатом халате и таких же синих тапочках. Что-то в звуках тапочек по полу и тому, как свободно висел халат на плечах, делало его еще старше своих лет.
— Привет, папа, — сказала она с порога.
— А вот и моя девочка, — сказал он, пригласив ее жестом войти.
— Не стоит сильно радоваться, — сказала она и передала ему рюмку с таблетками.
Он поджал губы.
— Это мой старший подговорил тебя?
— Я сама вызвалась, — сказала она. Она сделала это не из вежливости, хотя не сказала бы Роланду об этом. Она хотела снова побыть наедине с доктором Капелло, чтобы узнать, скажет ли он что-нибудь об Оливере.
— Недостойное поведение, — сказал доктор Капелло. — Монах знает, что я буду добрее с тобой, чем с ним.
— Ты должен быть добр со мной, — сказала она. — Я вооружена и опасна.
— Я не верю этому ни на секунду.
— Правда. Дикон по какой-то причине дал мне перцовый баллончик сегодня. — Она вытащила тот из кармана и показала ему.
— А, — сказал доктор Капелло. — Тогда я буду вести себя хорошо.
Она снова сунула перцовый баллончик в карман и вошла в комнату.
— Есть идеи, почему он держит запасные перцовые баллончики? — спросила она. — Я заметила, что Тора тоже носит его.
Доктор Капелло медленно кивнул.
— Мне не следует об этом говорить.
— Почему бы нет? Он твой сын. Тебе разрешено говорить о своих детях, — сказала она.
— Что он тебе сказал? — спросил доктор Капелло.
— Он сказал, что вокруг полно психов.
— Он то знает.
— Что это значит? — спросила Эллисон. Она села в большое кресло у кровати. Плечи доктора Капелло слегка поникли.
— В этом доме у нас есть правило, если ты помнишь, и это хорошее правило. Мы не говорим о прошлом. Я имею в виду прошлое детей. Не более, чем придется. Это для их же блага. Таким детям, как они, нужна защищенность, постоянный дом. Я никогда не хотел, чтобы они думали, что им когда-нибудь придется вернуться к своей прежней жизни.
Она вспомнила, как доктор Капелло рассказывал ей об этом, когда впервые привел ее в этот дом. Он сказал, что все дети в доме пережили трудные времена, и она не должна была спрашивать их об их прежних жизнях или их прежних семьях. Никто из них не спросил ее, как умерла ее мать. Она никогда не спрашивала их, как они оказались в «Драконе». Не было причин. Они все были так счастливы здесь, что никто из них не хотел вспоминать боль своего прошлого. Никто из них не хотел вспоминать, что они родились кем-то еще, а не детьми Капелло.
