— Выпей, — протянул я стакан.
— Что это? — рука её заметно тряслась, когда она его взяла.
— Просто вода.
— А это кто? — взялась она за стакан двумя руками и показала глазами на стоящего в дверях Олега.
— Это Шерлок. То есть детектив. Он занимается расследованием убийства моей жены. Зовут Олег.
— Детектив? — повторила она, посмотрев на него с ужасом. Губы её снова затряслись, и она снова разразилась слезами.
— Выйди, — махнул я Шерлоку. Прикрыв за собой дверь, вышел следом. Забрал свой ноут, что он зажимал под мышкой. Там был ещё один записанный разговор, с контактом, что Ника красноречиво назвала «Урод». И я, конечно, порву этого урода, если это он её так расстроил, и моя девочка по его милости оказалась на дороге, но пока мне было не до него.
— Они назначили ей встречу. Сегодня. В семь вечера, — Шерлок назвал адрес кафе и словно ждал моего разрешения.
— Работайте парни! — похлопал я детектива по плечу.
— А ты? — прищурился он и не двинулся с места.
— А я тут сам разберусь. — Я протянул ему ключи от машины. — Возьми, завтра вернёшь.
Он кивнул и побежал вниз по лестнице. А я поспешил обратно.
И думал, что найду Нику на том же месте, что оставил. Но не тут-то было.
Она металась по комнате: то вытаскивала, то снова кидала в сумку свои вещи. И честно говоря, я с трудом понимал, что происходит.
— Ника! Ника, да остановись ты! Что ты делаешь? — пытался я её удержать, но она вырвалась.
— Я еду домой, Алан!
— Хорошо, — кивнул я. — Давай я тебя отвезу.
— Нет, — оттолкнула она меня, когда я встал у неё на дороге по пути в ванную. — Я сама доеду.
— Конечно, нет. Конечно, в таком состоянии я тебя никуда не отпущу. Не хочешь рассказать, что случилось?
— Ничего не случилось, — она вышла из ванны с шампунем и полотенцем. Опомнилась, что это не её полотенце, замешкалась.
— Если оно тебе нравится, возьми.
— Нет. Мне не нужно твоё полотенце! Мне вообще ничего от тебя не нужно, — швырнула она шампунь на кровать, где из её вещей уже лежало платье, что я сам ей и привёз. — Слышишь, ничего?
— Слышу, — обнял я её, когда она снова врезалась в мою грудь, забрал чёртово полотенце, кинув туда же в кучу, и не отпустил. — Только ты тоже меня послушай, хорошо? Сядь, — легонько подтолкнул я её к кровати. — Пожалуйста, сядь!
Я опустился перед ней на пол, когда она всё же подчинилась и прижала задницу к матрасу.
— Посмотри на меня, — таким холодом веет от арктических льдов, какой звучал в моём голосе, но, главное, что её он, наконец, остудил.
Она всхлипнула, вытерла рукой слёзы, но глаза на меня подняла.
— Ника, дело не в тебе. Не ты виновата в том, что я не довёл до конца то, что начал. Дело во мне. Когда-то давным-давно я вывел для себя ряд правил, по которым живу до сих пор. Никогда не отступать от цели и принятого решения. Никогда не объяснять никому своих поступков и не оправдываться. И, — я тяжело вздохнул, — никаких девственниц и чужих жён. Никаких, — покачал я головой.
Она смотрела на меня не моргая.
— А если бы ты не знал? Если бы я не сказала, что девственница, и ты пошёл бы до конца? Что бы ты делал тогда?
Дьявол! У меня сердце сбоило, видя, как она расстроена. Как я обидел её тем, что остановился. Как оскорбил тем, что отверг.
— Я стал бы в тысячу раз несчастнее, чем сейчас. У меня появилась бы ещё одна причина чувствовать себя виноватым и ненавидеть себя ещё больше. И это была бы моя вина, не твоя.
— Это не твоя вина.
— Моя, — посмотрел я на платье, что валялось на кровати. — Я знаю куда ты собираешься, Ника. С кем встречаешься в семь часов вечера. И это я заблокировал твою страницу на сайте «Первая ночь».
Её глаза округлились в ужасе.
— Что? Ты?!
— Я, — кивнул я холодно. — И я понятия не имею, что творилось в твоей чудной светлой головке и заставило тебя пойти на столь отчаянный шаг, но я не позволю тебе совершить эту глупость.
— Глупость?! — подскочила она. — Ах глупость?!
И отвесила мне такую знатную затрещину, что у меня зазвенело в ушах.
— Ты не имеешь права вмешиваться в мою жизнь! Не имеешь! Читать мою личную переписку! Бывать в моей квартире, куда я тебя не приглашала! Указывать, что я могу делать, а что нет!
— Ах, не имею? А ты рыться в моих вещах значит, имеешь? Ходить в мою лабораторию? Брать мои бумаги? Шляться по моему дому как по своему собственному?
— Так надо было сказать, чего делать нельзя. Озвучить свои сраные правила! И определиться уже наконец ты хочешь меня трахнуть или нет, — орала она.
— А я значит по-твоему не определился?
— Ну раз я буду трахаться не с тобой, я же по-твоему совершаю глупость?
— Ещё какую глупость, дура ты малолетняя, — ходил я за ней по комнате и тоже орал. — Похер мне с кем ты будешь трахаться, но тебя же разводят как последнюю лохушку. Неужели ты этого до сих пор не поняла? Неужели ты думаешь, что тебе правда заплатят? Неужели не понимаешь, что сайт был хоть какой-то гарантией, что ты получишь свои деньги? А что ты знаешь про этого Валю?
— Что он даст мне триста тысяч, вот что я про него знаю. И я никуда не пойду с ними пока их не получу.
— Серьёзно? — усмехнулся я. — Будешь драться со здоровым мужиком или надеешься, что убежишь? В лучшем случае это посредник уйдёт с твоими деньгами, а тебя просто выебут и всё. Просто всё то же самое, что могло случиться на скотобойне. Никакой разницы!
— Да пусть выебут! — схватила она платье. — И лучше бы ты оставил меня там! На скотобойне!
Она хлопнула дверью ванной. Щёлкнул замок, я поменял его с прошлого раза, когда выбил. Потекла вода.
Чёрт бы тебя побрал Ника Тальникова! Чёрт бы тебя побрал!
Я стукнул кулаком в дверь.
Дьявол! Ненавижу эту девчонку!
Или люблю?
Я мерил шагами комнату.
Весь мой чёртов план летел к чертям!
А я хотел никуда её не пускать, даже если придётся держать силой. Но, твою мать, теперь пусть! Я был так зол, что пусть. Пусть едет куда хочет. Раз зря я её не оставил на скотобойне, я даже сам её отвезу, если она такая дура, и жизнь её ничему не учит.
Я метался по комнате как раненый зверь в клетке. Пока немного не остыл.
— Ника! — постучал я, отдышавшись и придав своему голосу столько спокойствия, сколько мог. — Зачем тебе деньги? Заплатить за лечение отца? Ника!
— В хосписе не лечат! — крикнула она из-за двери. Всё ещё злая, нервная, обиженная. — Там только облегчают боль и ждут конца.
— Насколько я знаю хоспис вообще должен быть бесплатным.
— Он и бесплатный. Но только часть коек, в общих палатах. И папу туда переведут, если я не закрою долг. А если мест не будет, то выкинут на улицу.
Она чем-то стукнула. Что-то упало на пол. Что она вообще там делает? Такое ощущение, что вскрывает себе вены. По крайней мере то, что упало было очень похоже на бритвенный станок.
— Послушай меня, — я набрал воздух в грудь. — Давай я заплачу!
Резко выдохнул. Дьявол! Ну вот я это и сказал. Но это ещё не всё.
— Давай я куплю твою девственность! — произнёс я чётко и громко, не дрогнув.
Молчание стало мне ответом.
Я ждал, что она разразиться очередной гневной тирадой, и я буду идиот, скотина, козёл, который может засунуть в задницу свои вонючие деньги. Или набросится с кулаками.
Но всё было ещё хуже. Она молчала.
— Ну или хочешь, давай я сам отвезу тебя на эту встречу, — не знал я, что сказать с отчаяния. Меня пугала эта воцарившаяся тишина. Она даже воду закрыла.
Я стоял у двери как дурак, прислушивался и боялся. Боялся гнева малахольной девчонки, что там словно умерла. И ещё больше боялся этой тишины.
Я с тоской посмотрел на новый замок. Ну она же понимает, что я его сейчас выбью?
Но вдруг он щёлкнул.
И сначала я увидел её полные слёз глаза. Огромные, бирюзовые, только один чуть голубее, а другой зеленее, и такие несчастные, что в них впору было утопиться. А потом платье в тон, что она прикрывала на груди руками.
