Не хочу прожить с ним десять лет и понять, что стала затюканной и затравленной женщиной. Очень мало шансов, что он изменит себя. Не зря разошёлся с женой — наверное, так же себя вёл. При мысли о нём к горлу подступал ком, слёзы жгли глаза, но я держалась изо всех сил — мне не нужны лишние вопросы коллег. Я просто переключалась на работу, а страдать буду дома. Одна. В подушку. Как обычно.
День пролетел как миг, между репетициями я просто выпадала из реальности. Тёмные мысли тут же забирали меня в свой плен и катали на грустных карусельках. Я боялась вечера, боялась наступления того момента, когда мне больше незачем и не перед кем будет изображать железную леди, и меня начнёт бить истерика. А она начнёт — я знаю. Слишком тяжело будет отпустить его, слишком много его кругом — в мыслях, сердце, даже квартира, по сути, его — выбрал на свой вкус и обставил тоже.
Когда оказалась среди этой мебели в тишине одна, меня накрыло — я просто рыдала на полу, собравшись в ком. Как тяжело. Ну за что я так постоянно страдаю? Почему не встречается мне нормальный мужчина? За что мне упал на голову этот миллионер, который перевернул всю мою жизнь? Как я буду без его губ жить, как буду просыпаться без его глаз и засыпать без его рук? Как можно за такой короткий срок так влюбиться, что теперь не склеить назад своей души, что ещё вчера отдала в его руки, а он взял и разбил об пол? И вообще, новые дни мне кажутся погаными и вовсе не долгожданными, когда я знаю, что там не будет его.
А самое главное, я очень сомневалась, что такой человек меня просто так отпустит. Особенно если и вправду так в душу запала ему. Доверенность, кстати, я не отозвала — квартира по факту моя, но Александр может её продать от моего имени. Чтобы попытаться таким образом вернуть меня.
Саша
Вернулся вечером и сразу почуял неладное — её здесь нет.
Прошёлся по темным комнатам, сразу заглянул в шкаф — забрала вещи. Вернулся в коридор и оглядел полку в прихожей — ключи от квартиры Ани исчезли.
Она ушла.
Опустился на пол прямо в прихожей, зажав голову руками — какой идиот! Что я натворил? Я своими руками беру и ломаю эти замки из песка, которые старательно выстраивал весь этот месяц. Я обращался с ней вчера ужасно. Мог бы прямо сейчас поехать к ней, но что я ей скажу — «Прости меня, я больше так не буду?»
Буду. Но всё же постараюсь сдерживать себя.
Такой вот у меня характер дурацкий. Был бы я пушистый милый зайка — ни хрена бы не добился, и сотни человек, что у меня в подчинении, не бегали бы по струнке. Невозможно быть на работе суровым и властным, а дома — нежной зефиркой. Но я должен попытаться ради неё. Как я буду тут один? Мне уже некомфортно. Я привык к её ужинам, к её вопросам о том, как прошёл день, как я себя чувствую. Все давно уже считают, что робот Саша ни хера не чувствует — ни любви, ни усталости, ни боли. А я всё чувствую, и мне сейчас очень даже ощутимо больно — сердце бухается о рёбра, грозя их сломать. Привык к её запаху ночью — мне кажется, просто не смогу уже заснуть, зная, что она не лежит рядом. Привык к её взгляду утром — зелёные глаза с поволокой и тёплая после сна кожа… Как я мог её упустить?!
Ну почему я такой кретин, который не может обуздать свой нрав? Я не имею права с ней так обращаться, она мне даже не жена… Да и с женой не имею права. Во мне будто зверь какой просыпается, когда дело касается ревности, когда кто-то смотрит на мою женщину.
Так было всегда, но с годами я будто не умнею, а продолжаю танцевать сальсу на граблях…
Походил по квартире в ботинках, не снимая пиджака. Если прямо сейчас не увижу её и не поговорю — с ума сойду. Еду к ней, и пусть хоть с лестницы спустит — я хотя бы попытаюсь вымолить прощение.
В жопу гордость.
* * *
Приехал к её дому, быстро припарковался и полетел по лестнице, не дожидаясь лифта. Стал звонить в её дверь. Никто не открывал. Я звонил ещё и ещё — прекрасно видел свет в окнах, когда шёл сюда. Да и куда ей ещё идти — конечно, она там. Начал тарабанить кулаком — никакой реакции снова. Приложил ухо к двери — мне показалось, я слышу тихий вой. Господи, это что — она? Она плачет? Вот ТАК?
Так, на хрен всё!! Где мои ключи?!
Заковырялся в карманах — ясное дело, не собирался даже её отпускать и сделал дубликат себе. И вот — сегодня он пригодился. Решительно открыл замок, вошёл в квартиру и сразу увидел её. Влепился будто в стену на мгновение. Душу стянули ещё более яркие чувства вины и собственного уродства — где-то между диваном и журнальным столиком лицом в пол лежала Аня. Просто на полу, положив лицо на ладони, лежала и выла, у неё была истерика.
Подошёл ближе, опустился на колени рядом с ней.
— Аня, ну перестань ты так… — поднял её с пола.
Притянул к себе. Она не сопротивлялась и продолжала хныкать так, что не могла даже дышать нормально. Рубашка, видневшаяся из пиджака, быстро намокла от слёз и туши. Она не обнимала меня, руки её безвольно болтались по бокам, но и не отталкивала.
— Я просто урод, что довёл тебя до такой истерики. Я не знаю, как просить прощения, — горячо шептал ей на ухо. — Просто… Блядь, да не смогу я без тебя уже!
Аня зарыдала ещё громче и надрывнее. Я подхватил её на руки и положил на диван. Принёс воды, но она просто выбила из моих рук стакан, который покатился по полу, разливая лужу на полу. Снова попытался обнять её, но девушка будто очнулась и стала отталкивать меня:
— Уходи! Зачем ты пришёл? Мне и так плохо! — сквозь слёзы кричала она, путаясь в словах.
— Нет, не отталкивай меня, — хватал я её руки, пока она продолжала от меня отгораживаться.
— У нас не получится ничего, я тебе это говорила в самом начале. Я не буду терпеть твои выходки, как Надя!
— Забудь о Наде, у нас другая история.
— Такая же. Ты вёл себя вчера как мудак, как в самом начале нашего знакомства! Зря я тебе поверила. Неужели ты не понимаешь, как обидел и оскорбил меня?
Я опустил голову и тяжело задышал. Понимал. Только легче от этого понимания не стало. Аня продолжала заливаться слезами, и я знал, что эти слёзы обо мне и из-за меня. Но я не могу, не могу отпустить. Такой ненормальной страсти у меня не было отродясь, даже к Наде. Мне кажется, я уже и почку готов отдать, лишь бы она меня простила. Чем я только думал вчера?
Взял её лицо в свои ладони. Она попыталась дёрнуться от меня:
— Подожди. Дай сказать. Если ты после моих слов захочешь, чтобы я ушёл всё равно — я уйду. У меня есть деньги, положение, машины, яхты, пароходы. Но мне не хватало в жизни тебя, Аня. С тобой я будто бы почувствовал вкус жизни и вспомнил, как это — любить. Я люблю тебя, девочка моя. Я готов меняться, но мне тяжело вот так сразу. Помоги мне, милая.
— Как?
— Дай ещё один шанс. Я буду очень стараться не ревновать ТАК. Обещаю, если я сорвусь — я не буду больше тебя преследовать. Я отпущу тебя. Не буду искать. Нам обоим нужен этот шанс. Ты ведь любишь меня, правда же?
Из глаз девушки снова покатились слёзы. Я стёр их пальцем.
— Хватит. Иди сюда, — раскрыл ей свои объятия. — Давай просто попробуем. Бросить меня ты всегда успеешь. Да, я козёл. Но такой козёл, который любит и не хочет больше быть козлом.
Аня неуверенно прижалась ко мне, будто бы сама испугалась вдруг, что сдалась. Я видел, что мои слова пробили её тонкую броню против меня. Она любит, она очень хочет надеяться на лучшее. Я начал целовать её солёные опухшие губы.
Свой ответ она мне так и не дала, но не думает же она, что я её куда-то отпущу?!
Аня
Ночь мы провели вместе. Саша был нежен и полночи зацеловывал вчерашние грехи. Он любит меня, я знаю. Мне сложно отказаться и уйти вот так, когда он просит не отпускать его и говорит о любви. Я даже подумать не могла, что он отбросит гордость и станет просить прощения. Уже только то, что он признает ошибки и готов извиняться — шаг вперёд. Люди, окончательно больные своими пороками — их не замечают и никогда не признаются в них. Как говорят: если ты задумываешься, а не идиот ли ты? — значит, не идиот, просто потому что идиоты не способны это осознать.