Следуем дальше по списку. У него работа, а я страдала от безделья, потому что Слава считал, что вполне хорошо зарабатывает, чтобы я могла тратить деньги, а не время на всякую ерунду. Это был ещё один повод уходить в запой, потому что время свободного было много, а тратить его было не на что. И когда я попыталась хотя бы просто, чисто символически, пойти на собеседование, Самойленко увёз меня оттуда силой, а после почти полтора часа говорил с моим отцом. О чем? А я не знала. Я вообще ничего не знала о собственном муже, и не хотела даже. Мне было не интересно интересоваться совершенно чужим человеком, с которым застряла в душном и суетливом Тайланде, где мы жили уже больше года. Самойленко утверждал, что может руководить компанией и так. Правда какой, я тоже не знала. Даже не попыталась узнать. Вот теперь, наверное, понятна степень моего безразличия.
Зато папа в последнее время заладил, что мне срочно нужен ребёнок. Мол, и семью укрепит, и у меня дурь из башки выбьет. И ладно бы осталось это простой рекомендацией, которой заканчивались все наши нечастые разговоры. Но Слава поддерживал эту идею, ведомый Алексеем Алексеевичем, от чего сразу же напрашивался вопрос «Самойленко боится папу?». Я вообще не понимала, какие у них отношения, но это единственное, что мне хотелось знать о собственном супруге.
— Мне там нравилось. Беседуют с тобой, системы ставят, занять тебя чем-то пытаются, — мечтательно произнесла я. Действительно, тяжело было в первый раз, когда я была подвержена влиянию алкоголя. Второй я, можно сказать, выклянчила сама своим поведением. Зато был плюс, если от меня несло перегаром, Слава оставлял попытки сделать мне ребенка.
— Дура!
— Возможно! Но ты ведь меня все равно любишь. И я к тебе через недельку припрусь в гости!
— Ух, ты! Ты на Родину собралась?
— Да! У Олега свадьба. Мой непутёвый братец обрюхатил какую-то мутную девицу и теперь папа рвет и мечет в желании, чтобы внук рос с отцом. В общем, единственный из нашей семьи, кто женился без участия Алексея Алексеевича — это Федя.
Старший брат давно свалил в свою Америку и в семейные дела решил не вмешиваться.
— Вот это новости, — чуть присвистнула Надя.
— Я сама в шоке. В общем, у нас большое семейное торжество. А до этого момента нужно подержать Славу на расстоянии.
Через минут пять продуктивной беседы о нашей нелегкой женской доле, Надя распрощалась, так как собиралась кормить своего карапуза-Васятку. Я ее как-то спросила, почему она назвала сына Василием. На что мне был очень доходчивый ответ: «Скоро так все Васи, Серёжи, Саши исчезнут и останутся одни Варламы, Евлампии и Евстраты. Страх господень!».
Ультра короткое блестящее платье едва прикрывало пятую точку. Ноги удлиняли босоножки под серебро со шпилькой в десять сантиметров. От этого я ходила почти на цыпочках. Но в сумочке всегда лежали запасным вариантом шлепанцы.
Это Тайланд и такой обувью никого не удивишь.
Во дворе дежурил охранник из местных. Особняк был небольшой, но всё же требовал охраны, чтобы вдруг ненароком не нагрянули нежданные гости…или не сбежала я.
Мужчина что-то залепетал на тайском, который я вообще не понимала. Для общения пользовалась своим скудным английским. Мне этого хватало. Но все же из его слов я поняла, что хозяин сказал меня не пускать.
— Пофиг! А если попытается остановить, я скажу, что ты меня хотел изнасиловать.
А вот русский он понимал хорошо, хотя и не говорил на нем. В спину мне полетели проклятья, но такси уже ждало на улице. Жека сегодня гуляет! Хотя даже не так. Жека была готова делать что угодно, лишь бы не находиться в клетке, в которую угодила по собственной глупости. И несмотря на попытки Славы дозвониться, стена, выстроенная на недоверия и апатии рушиться не желала. В этот вечер я решила, что пора со всей этой фигней завязывать. Мне нужен развод!
Через два дня самолёт нес нас с Самойленко на Родину. Почему-то я волновалась. Даже не знаю от чего. Внутри присутствовал некий трепет. Оказывается, я чувствовала себя погано в чужой стране. А здесь, дома, май! Он благоухает сиренью, яблонями, стоящими во всей своей красе, как белые невесты. В воздухе твориться какое-то волшебство, которое ощущаешь почти физически.
Я давно не чувствовала себя такой живой и счастливой. Оказывается, мне просто нужно было вернуться домой.
У меня были ещё сутки, прежде, чем мы должны были направиться к Олегу на празднование свадьбы. По голосу я понимала, что брат не доволен своей участью. К тому же он в который раз влюбился, только теперь в свою соседку по лестничной площадке.
— Но, кажется, к этому возрасту пора бы уже делать выводы и укрощать гормоны, — вздыхала моя вторая половинка.
— Отец тебя в свою секту завербовал? — подхихикнула я.
— Иди в задницу, — возмутился братец. — Я не могу так думать сам?
— Не-а! Тогда это был бы не ты, кобелина несчастная!
— Мне тебя не хватало, — заявил он.
— Мне тоже! Вот ты посылаешь меня в задницу, а я давно уже там. Надо выбираться. Устала прогибаться под всех.
— Тебе понадобилось два года, чтобы это понять?
— По-моему, гораздо больше. А торт у вас какой?
— Ух! Я не успеваю за ходом твоих мыслей!
— Значит, точно стареешь, — рассмеялась я.
— Вот честно, вообще не знаю. Единственное, что мы делаем совместно, это готовим свадебный танец.
— Ебушки-воробушки! Ты танцуешь? Да у тебя пластика будто ты лом проглотил.
— Это все из-за той девчонки. Придумал историю, чтобы Дашка не ревновала. Короче, я как всегда, выбираюсь из своих косяков, а залажу в ещё большие.
— В этом тебе равных нет! Так, завтра увидимся! Пока папа со Славой заперлись в кабинете, мне нужно срочно валить из дома.
— Бухать?
— О, нет! Я сейчас делаю все глоточек для запаха, чтобы отбить желание у Самойленко, ну и включаю все актерское мастерство.
— Коварная ты у меня, сестра! Ладно, беги давай!
Потайные выходы за пределы дома я знала наизусть. Не хотелось, чтобы задавали вопросы, куда я и зачем собралась. А мне надо было. Мне нужно было попрощаться и, видимо, отпустить, чтобы попробовать начать жить заново. Я ведь об этом мечтала ещё вчера утром?
— Здравствуйте, Надежда Петровна! — для улыбки не было мочи, когда я видела эту женщину, поэтому получился скорее всего вымученный оскал. Мама Андрея, кажется, была удивлена такой встрече.
— Божена? Ты какими судьбами?
— Захотелось Вас навестить перед тем, как ехать на кладбище.
— На кладбище? — переспросила, замерев. В квартиру она меня впускать не спешила.
— Да, пока я в стране, хотелось поздороваться с Андреем, раз попрощаться не удалось.
— И на что ему сейчас твоё приветствие?
— На то же, на что и Ваши походы туда.
— Входи, — наконец она отошла, пропуская меня вовнутрь.
Странно. Почему-то она мне запомнилась другой. Ссутулившаяся под грузом своего горя, причитающая над телом сына, голос ее был срывающийся. Сейчас она мало напоминала убитую горем женщину. Наверное как и я. Неужели и правда время лечит? Неужели и правда можно от этого оправиться? Нет! Не верю. По прежнему болело, сжигало, выворачивало. Такое не может отпустить. Боль она как и любовь — настоящая сука, которая вроде покинет, но в минуты душевного дисбаланса будет накрывать волной. И не отпустит, будет всегда напоминать о себе, будет напоминать, словно хроническое заболевание, которое особо явно проявляется в минуты слабости.
Квартира небольшая. Но очень уютная. Свежий ремонт, а в воздухе приятный сиреневый запах. И правда, на круглом столе, над которым висел абажур, стоящем посреди гостиной, возвышалась ваза с огромным букетом сирени. С кухни тянуло свежей сдобой, приправленной корицей. Женщина засуетилась, расставляя на столе чайные приборы.
— У Вас уютно, — ещё раз огляделась я.
На лакированном пианино, задвинутом в угол, у балконной двери, стояли фотографии в рамках. Они хранили бережно память о детях Надежды Петровны. Даже фотография с выпускного Андрея. Он такой весь напомаженный, лощенный в своем синем костюме. Как я его тогда любила! Почему нельзя вернуть то время и попробовать что-то поменять?
