Но не только…
— Папа… — всхлипнула я.
— Что я тебе говорил?! Ты хочешь, чтобы тебя тоже изнасиловали и убили?! Ты этого добиваешься, да?! Ты видела какой он парень?! Он опасный! — заорал отец, ударяя меня по рёбрам.
Согнулась пуще прежнего, глотая слёзы. Сердце бултыхалось в горле. Тело пылало и ныло от боли. Старые синяки не успевали заживать, как появлялись новые.
— От него буквально исходит энергия опасности! Он тебя изнасилует и убьёт! А ты сама провоцируешь его, выходя из дома и разговаривая, словно так и должно быть! Шлюха! Я четвёртый год пытаюсь уберечь тебя, а ты сама идёшь в лапы к опасным парням! — ещё один болезненный удар по груди.
Упала навзничь и съёжилась в позе эмбриона. За потоком слёз уже ничего не видела. Да и не хотелось, если честно. Мне становилось уже всё равно. Я уже хотела, чтобы меня изнасиловали и наконец убили. Правда. Это ужасно звучит, знаю. Но почти четыре года жить в этом ужасе уже невозможно.
Я была девственницей. Я ни с кем не встречалась. Я даже не общалась с парнями. Но меня били стабильно раз в неделю по любому подозрению или же в качестве профилактики. Я получала за то, чего не делала. И от этого становилось вдвойне больнее. Это же несправедливо. Поэтому в последнее время закрадывались мысли, что лучше бы я уже что-то сделала, чтобы не просто так терпеть эти жуткие удары. Чтобы хотя бы за дело получить. Ужасно? Знаю. А что мне делать?! Кто-нибудь может мне сказать, что делать?! Я в полной власти своего отца. Вся наша семья в его твёрдом кулаке. Ни свободно вздохнуть, ни расправить плечи, ничего.
— Он опасный! Он тебя изнасилует! Но в этом случае виновата будешь ты! Если Джуди была жертвой, то ты сама виновата! — буквально выплюнул отец эти гадкие слова, пока дубинка обжигающе касалась моих ягодиц. — Я всё сделал, чтобы оградить тебя, но ты яростно сопротивляешься! Никакого университета ты не получишь! Доучишься этот год и будешь сидеть дома! — вопил он на весь дом.
Но удары прекратились. Облизывая солёные от слёз губы, пыталась выровнять дыхание. Но не получалось. Всхлипывая, ощущала каждую клетку своего тела. Оно пульсировало от боли. Вот так я привыкла чувствовать своё тело, а не то, что Трэвис с ним сделал в гараже.
Отец всегда бил так, чтобы оставались синяки, в отличие от многих тиранов, кто, наоборот, старался не оставлять их. Почему? Потому что он считал, что, смотря на них я точно буду помнить, что мне нельзя ни с кем общаться, что все мужчины опасны, что меня могут изнасиловать, если я даже посмотрю на кого-нибудь. И я шарахалась ото всех.
Трэвис был опасным для меня по многим причинам. Помимо вышеописанных, он просто был парнем. И это уже означало, что мне нельзя с ним даже стоять рядом. Он был активным парнем. Он любил секс. У него синие глаза, как глубины опасного океана.
Но лёжа сейчас на полу в кухне, я думала об этих опасных глазах. Словно цеплялась за это видение, чтобы не утонуть в своей боли. Он не сдал меня сегодня. Он прикрыл и соврал ради меня. Он не сказал ни одного лишнего слова. Он хотел понять меня. Он извинился. И сейчас я была готова поверить в его извинения.
Сейчас мне хотелось поверить хоть во что-то, чтобы подняться с пола и пойти в свою комнату. Сейчас мне хотелось помечтать о том, что он не опасный. Что он не тронет меня, а защитит.
Собравшись с силами, поднялась сначала на колени. Перед глазами всё угрожающе потемнело. Уперевшись руками в стол напротив меня, подняла себя на ноги. Голова закружилась, не предвещая ничего хорошего. Но это пройдет, ведь по голове меня не били. Значит, ничего страшного. Выставив руки вперёд, чтобы вовремя схватиться за что-нибудь, если начну падать, пошла в свою комнату. Добравшись до неё, легла на кровать и тихо заскулила.
Обида. Боль. Разочарование. Отчаяние. Безысходность. Несправедливость. Обречённость. Подавленность. Покорность. Угнетённость. Бессилие. Изолированность. Мучение.
Всё это и ещё много чего испытывала одновременно. Я никогда не думала о сексе. Мне просто запрещали думать о нём ударами дубинки. Мне говорили, что секс — это опасно. Мне говорили, что я могу стать второй Джуди, стоит мне пойти погулять одной или с подругой. Мне говорили, что нельзя вообще куда-то ходить, будь то вечеринки или просто поход в магазин. Везде враги и опасность. Особенно вечером или ночью. Поэтому я обожала гулять по ночам и фотографировать. Может подсознательно таким образом я искала приключений, чтобы меня уже кто-то прикончил. Не знаю. Но ночь для меня была убежищем.
Сегодня Трэвис продемонстрировал, что не везде враги. Он показал, что он не желает мне плохого. Он спас меня, сам того не подозревая, от более страшных и продолжительных ударов. Я, можно сказать, не очень пострадала сегодня. Если бы Трэвис сказал хоть каплю правды, то могло быть и хуже.
Только я устала.
Я почти сломалась. Я почти сдалась. Ещё немного и я утону.
Трэвис
Сидел на капоте своей тачки и наблюдал вместе с Нэйтом и Диего, как наш ненормальный друг Джастин, он же Бибер, он же Полтинник, он же самый весёлый парень в моей жизни, танцевал напротив гаража под песню Stayin’ Alive группы Bee Gees.
Здесь стоит пояснить, что песню выбрал он! Сказал, что ему надоели мои тяжёлые гитарные рифы и ему необходимо потанцевать. Я не сопротивлялся. В конце концов, одну композицию не из своего плейлиста я мог вытерпеть. А тут такое шоу началось.
И вот сейчас, человек без костей, дрыгался под музыку с банкой Nutella в одной руке и ложкой в другой, отчаянно подпевая. Никогда не скажешь, что этот парень на самом-то деле вполне серьёзный и умный. Вы никогда не догадаетесь, какая глубина сокрыта в нём. Он вечно дурачился и шутил. Вечно старался поднять всем настроение. Вечно улыбался, сводя девушек с ума своими ямочками на щеках и искренними комплиментами. Вечно был крайне внимательным, заботливым и обходительным. Но при этом мог любого уложить за косой взгляд в сторону его друзей и близких. Не терпел лжи и фальши. На дух не переваривал подхалимство и продажных людей. Не прощал предательства. Он был отличным человеком и преданным другом. Топил за мир во всём мире и любовь.
— «Ah, ha, ha, ha, stayin’ alive, stayin’ alive»[1], — закрыв
