от меня.
Как робот сворачиваю голову на звук. Большие голубые глазенки смотрят на меня с испугом.
— Всё хорошо, Ванилопа. Упала вот, — шепчу пересохшими губами и даже пытаюсь выдавить жалкое подобие улыбки.
— Больно? — жалобно поглядывая на мои конечности, истерзанные в неравной схватке с асфальтом.
— Немного.
— Лика, Вероника Андреевна, в машину, — строго над ухом бубнит охранник и практически всовывает нас на заднее сиденье.
Дверца хлопает, и машина практически сразу трогается с места, даже не давая времени усадить ребёнка в её кресло.
— Владислав, — о спасибо, Боже, за память. — А что случилось, что мы так торопимся.
— Начальник приказал доставить вас немедленно.
— Куда? — сразу не могу сообразить, ибо точно знаю, что Захар на работе на выезде.
— К нему.
Всё. Лимит на ответы исчерпан. Начинаю закипать от просыпающейся в теле жизни, что всё-таки приятно. Яровой бы им лучше сразу языки ампутировал, хоть бы надежды не было.
— Ники, давай салфетками протру тебе раны, — смело предлагает малышка, отвлекая меня от сверления двух широких спин, впереди сидящих амбалов.
— Ой, спасибо, карамелька. Давай я сама, — хочу забрать у неё антибактериальные салфетки, но девочка шустро прячет руки за спину.
— Можно я? — сопит, и голубоглазый взгляд её папочки режет меня упрямством.
— Хорошо, а ты крови не боишься?
— Нет. Мне не привыкать, — успокаивает вроде как меня девчуля и вытаскивает из пачки салфетку.
Хочу спросить, что это значит, но Лика уже отводит глаза, словно сболтнула лишнее. Затыкаю свой гейзер любопытства и недоумения.
Позволяю юной сестре милосердия обработать все ссадины, что оказались достаточно глубоки, особенно на коленях, которые ещё теперь и болели.
Ехали мы примерно пару часов, оказавшись в небольшом городишке. Малышка успела задремать, а я всё пыталась понять, как так умудрилась выпасть на проезжую часть дороги.
Толчок между лопатками я чувствую до сих пор. Конечно, скорее всего, случайность, но бля…
С удовольствием выползаю из салона машины, разминая конечности, и морщусь от того, как от моих движений болезненно тянутся корочки на ранах.
— Вероника! — слышу угрожающий рык позади себя.
Прикрываю дверцу, чтобы завывания папочки не разбудили ребёнка.
— Не изображай контуженного, Яровой. Лика спит.
Едва успеваю развернуться, как сильные руки сжимают талию и буквально впечатывают в мужское тело.
— Я рехнусь с тобой, — недовольно заявляет блондинистая морда и, как только я открываю рот послать его нахрен, вгрызается в мой рот.
Теперь охреневаю я. Яровой посреди бела дня при всём честном народе практически трахает мой рот своим горячим языком. Это нонсенс, но уже через пару секунд я про это забываю, как всегда попадая в омут сексуального безумия.
Его пальцы до боли стискивают моё тело, не давая никакой возможности отступить от его заведённого тела. Между ног разгорается пожар, что я моментально забываю про боль от ран. Протискиваю руки между нами, чтобы ухватить за воротник расстегнутой до половины рубашки и притянуть к себе ещё ближе, если это, конечно, возможно.
— Зар, Лика… — понимаю, что малышка может проснуться в любую минуту, придётся как-то объяснять девочке, почему её папа хочет сожрать её няню.
— Лика спит, и вообще, пора ей привыкать, — отрицательно мотаю головой. — Вот именно поэтому я никогда не прикасаюсь к тебе днём! — раздражённо выговаривает мне, пытаясь выровнять дыхание. Выходит так себе, в принципе как и у меня.
— Ой, а я думала, ты у нас птица только ночного залёта.
Голубые глаза режут мелкими льдинками, но мне уже привычно, так что просто стряхиваю с себя его отмороженность.
— Ванилька, лично тебя я могу драть круглосуточно, — язвит агрессор, но я уже улыбаюсь.
Комплименты у Ярового всегда крайне специфичны, к ним тоже надо привыкнуть.
— Ой, значит, моя персона будит в тебе несытного и крайне неутомимого зверя. Зар, ну ты такая няшка! — звонко целую его в подбородок, выше без каблуков всё равно не достаю.
Панталонович подвисает, чем я и пользуюсь, пытаясь выскользнуть из удавки питона. Недалеко успела. Уже более нежный обхват меня под грудью, и я спиной врезаюсь в него.
— Твоя персона, помимо всего прочего, будит во мне старое как мир желание — приковать тебя к кровати — раз ходить не научилась, под машины падаешь.
— Согласна, Захар Панталонович, лучше падать под мужиков — и мягко, и приятно.
Тот рычит, закипая как чайник, что ещё немного и крышечку сорвёт. Надо бы отойти, чтоб кипяточком не ошпарило.
— О! Вероника, добрый вечер! — громогласно раздаётся с порога большого дома, что я даже рассмотреть толком не смогла из-за наездов нервного божества.
— Граф де Бомарше, очень приятно, — тушуюсь под взглядом этих жутковатых глаз и заодно пытаюсь отлепить руку Ярового от себя.
Вроде бы, я громко кричала в прошлую встречу, что между мной и работодателем ни разу член не проскальзывал.
— Для своих просто Леонардо, — поправляет и переводит взгляд поверх моей головы. — Захар, отлипни уже от девушки, а то как лепрекон над златом.
— С уважением, Лев Николаевич, но не мне вам советы раздавать. Сами быстрее зачахнете без своего злата.
Тот весело ухмыляется, складывая руки на груди.
— Захарушка, а ты, оказывается, ревнивец и жуткий собственник. Кто бы мог подумать.
Я потеряла нить их беседы ещё сразу при упоминании сказочных персонажей, ибо под шумок разборок с графом всё-таки аккуратно отделилась от мужского тела.
— Леонардо, вы меня извините за неожиданное появление, — встреваю в беседу ради смены темы. — Просто случился небольшой форс-мажор, и Захар Пантелеймонович решил самолично устроить мне инквизицию.
— Небольшой? — снова заводится Яровой, что хочется его стукнуть кулаком в лоб. — Упасть на дорогу перед машиной — это небольшой?!
— Но всё же хорошо. Машина успела затормозить.
— А если бы не успела? А, Вероника?!
Возвожу глаза к небу. Вот зачем мне снова напоминать, и так только недавно дёргать всё тело перестало.
— Ну, тогда ты бы сейчас зудел над хладным трупом.
— Так, стоп! Оба выдохнули! — строго вклинивается граф, спускаясь к нам. — Вероника, пойдём в дом. Тебе надо выпить чаю, а кому-то сходить в тренажерный зал.
Третьяков приобнимает меня за плечи, собираясь проводить на кухню.
— Граф, руки уберите, пожалуйста, — холодным тоном отсекает Яровой, что я сама спешу поскорее отпрыгнуть в сторону.
— Ну, ты самец, Зар! — нисколечко не смутившись, восхищённо тянет Леонардо, но меня больше обнять не пытается.
И правильно. Вид у моего агрессора такой буйный, взгляд тяжёлый, и правда ещё руку своего начальства откусит.
— Я сам отведу. В машине Лика спит, кто-то сегодня мечтал её увидеть.
Третьяков шутливо кланяется, но, едва мы отходим, начинает громко ржать, что совсем не похоже на смех человека его
