Настя вышла минут через двадцать. На ней была только его майка, ну и вероятно белье. Такая робкая, нежная, скромная, но в то же время безумно привлекательная. Ярослав глаз оторвать не мог. Какая она… его девочка.
— Вау, — смущенно произнесла Настена, рассматривая комнату. Горели только свечки, лампу Ветров выключил. Запах воска витал в воздухе, а в колонке играла песня Руки Вверх:
«Позволь мне насладиться этим влюбленным взглядом, Ну, где еще такую я найду. Как мне сегодня хочется только с тобою рядом быть».
Ярослав сидел на краю дивана, его локти опирались на коленки, а ладошки подпирали щеки. Он излучался нежностью, рассматриваю ту, о которой вероятно и мечтать не мог. Каждый изгиб ее тела, каждый сантиметр. Настя казалась идеальный, будто сам Бог создал ее без изъянов. Таких не бывает, но в то же время, вот она — стоит напротив.
— Люблю Руки Вверх, — едва слышно сказала Настена. Опустила голову, свела ладошки впереди. Она шла медленно, скованно, но при этом на ее лице сияла улыбка.
— А я тебя, — вдруг вылетело на автомате у Ярика. Он даже не сразу понял, что именно произнес. Потому что никогда и никому не признавался в любви. А тут само как-то. Словно от сердца отлетел кусок и попал в руки Насте.
— Ч-что? — она замерла, а глаза ее изумленно расширились. Но не одна Настена была в шоке. Ярослав тоже не особо понимал того, что выдал.
— Через полгода повторю, — быстро сориентировался он. Затем поднялся, подошел к своей любимой девочке.
Просто смотрел на нее, налюбоваться не мог. А еще почему-то смущаться начал. Вероятно, собственных чувств, хотя как тут не смутишься. Все, когда-то бывает в первый раз: и признание в любви, и желание никому не отдавать, и жизнь подарить. В этот момент, Ярик вдруг подумал, что кому-то не хватает отведенного времени, чтобы познать всех женщин. Но сейчас почему-то казалось, что не хватит этого самого времени для одной единственной.
— Ч-что? — робко спросила Настена, смотря на него снизу вверх. В ее глазах был целый мир, целая Вселенная. Его Вселенная.
— Я скучал, — улыбнулся он и потянулся к губам Насти.
Этой ночью они были близки, как никогда. А сколько теплых слов сказали друг другу, сколько жарких поцелуев подарили. Она стонала под ним, а он сходил с ума от каждого момента. Ни с кем и никогда не было так хорошо, как с Настеной. До того хорошо, что и сон можно было послать, и все дела завтрашнего дня.
Они не спали до трех утра. Будто потеряли счет времени. А когда прерывались от ласк, просто смотрели друг на друга. Настя проводила пальчиком по лицу Ярослава, вдоль носа, касаясь пухлых губ. Иногда он останавливал ее игру, и прикусывал тонкий женский пальчик. Тогда Калашникова начинала смущаться и накидывала одеяло на голову.
Это были их часы счастья. Пушистого, яркого и теплого счастья. Одного на двоих.
* * *
Следующий день начался с улыбки. Настя собиралась на конкурс, а Ярик готовил завтрак для них. Она нервничала, повторяла речь, потом выходила на кухню и пыталась рассказать. Ветров делал ей замечания, серьезно подходя к делу. Из него получился отличный судья.
В институт поехали вместе. Ярослав даже решил не идти на пары. Хотел максимально поддержать дорогого ему человека. И ведь не зря старался.
Потому что, когда Настена вышла на сцену, она немного разволновалась. Но стоило им встретиться взглядами, как речь стала уверенной, собранной и очень четкой. Девчонка передвигалась по залу, жестикулировала руками, переключила слайды презентации. Она сияла на сцене. Ярик вдруг подумал, что рядом с ним звезда. Настоящая из далекого космоса. Никто не смог затмить Калашникову. Китайский был ее язык. Каждый иероглиф, каждый тон, каждое предложение — все шло из души.
После всех выступлений жури взяли час на обсуждение. И этот час показался Ярославу с Настей вечностью. Она нервничала, кусала ногти, отказалась даже от чая. Ветров тоже нервничал. Но не показывал этого. Кто-то должен быть сильным.
Однако после выступления Калашниковой, Ярослав впервые задумался, о том, насколько сильно не хочет ее победы. Он много раз прокручивал в голове этот день, и много раз думал, выдержит. Каких-то шесть месяцев ради мечты — ерунда. Но сейчас все потонуло в мрачных красках. Теперь хотелось привязать Настену к себе и никуда не отпускать. От этого сердце ныло, сжималось в тугой узел.
Когда час икс пробил, конкурсантов пригласили на сцену. Речь главного члена жюри тянулась бесконечно долго. Он поздравлял участников, благодарил за их интересные работы и желал всего самого лучшего. А потом случилось то, чего больше всего боялся Ярослав.
Настя победила.
Первые минут пять девчонка прибывала в легком шоке. Она едва не упала, но ее придержали. Ветров даже хотел подняться, переживал. Но потом Настена пришла в себя и улыбнулась. Однако в ее глазах читалось нечто другое — грусть. Победа означала расставание. И Ярик понял, что ему снова придется быть сильным. Сильней своей любимой девочки.
Когда награждение закончилось, Калашникова подошла к Ярославу, положила голову ему на грудь и разревелась.
— Милая, ну ты чего? — растерялся Ветров. Он обнял ее, да так крепко, что мог бы запросто раздавить. Почему-то подумалось, что это в последний раз.
— Мне так грустно, — ответила она почти неслышно.
— Все будет хорошо, мы справимся! Обещаю!
В тот день Настя пролила много слез. Пришлось даже дать ей успокоительное. Ярослав привез ее на такси домой, помог подняться в квартиру. Бабушка при виде такой внучки растерялась. Начала расспрашивать, а Калашникова вновь расстроилась.
— Солнышко, иди приляг, — качала тревожно головой Антонина Викторовна.
— Угу, — она согласилась без уговоров. И только легла, как моментально уснула. Видимо сил не осталось. Ветров сидел рядом с ней, гладил по волосам, словно маленькую девочку. На самом деле, внутри у него творилось то же самое. Хотелось рвать, метать, кричать, но он держался. Ради Настены.
— Пойдем, — позвала Антонина Викторовна шепотом Ярика, когда заметила его усталый вид. Он встал, но без особо желания поплелся на кухню. И если до этого старался не показывать эмоций, то сейчас же лицо его превратилось в мрачное серое небо.
— Как ты, Ярослав? — заботливо спросила женщина. Она поставила перед ним кружку с горячим чаем, а рядом пирожки с капустой. Однако есть не хотелось, да и пить.
— Нормально, — сухо ответил Ветров. Опустил голову, рассматривая темную воду в кружке.
— Вы оба выглядите такими подавленными. Если ты не хотел отпускать ее, то зачем настаивал на участии? — осторожно поинтересовалась Антонина Викторовна, усаживаясь напротив. Калашникова бабушке и об этом рассказала. Кажется, она готова была рассказать всем про ее парня.
— Она ведь к этому стремилась три года. А тут я… потом бы она жалела об этом всю жизнь. Я… я не думал, что будет так грустно. — Признался вдруг он. Поджал губы, но глаз не поднимал.
— Внучок, — тепло произнесла женщина. Ее шершавая ладонь коснулась руки Ветрова. — Спасибо. Я так рада, что вы есть друг у друга. Все будет хорошо. Мы с тобой справимся без нее эти шесть месяцев. Забегай в гости главное, не забывай бабку.
Ярослав поднял голову, натянуто улыбнулся. А потом Антонина Викторовна коснулась еще щеки, заботливо вытирая мужскую слезу, которую он успел пустить.
К вечеру Настя так и не проснулась. Ветров думал уйти домой, но Антонина Викторовна позволила остаться. Она видела, как искренне дети переживали, а еще видела Ярослава. Он за вечер так и не притронулся к еде. Просто смотрел куда-то вдаль, потом с позволения бабушки, ушел в спальню к Калашниковой. Опять сел на край кровати и медленно гладил ее по волосам.
Антонина Викторовна позвала его лишь на минуточку, чтобы вручить одеяло.
— Что это? — удивленно спросил Ярик.
— Ночью бывает холодно.
— Но…
— Оставайся. Вы еще успеете побыть вдали друг от друга. — Женщина тепло улыбнулась, а потом протянула руку, поправляя волосы Ярослава. Сколько же в ней было заботы, сколько нежности. Она как будто видела в этом мальчишке своего внука.
