class="p1">Но Нелли ошибается. Конец даже и не думает приближаться, хотя она о нём молит всех известных ей богов. После того, как отец оглашает требование, начинаются уговоры. Грубые слова, унизительные оскорбления — девушка их способна снести. Но становится куда тяжелее, когда от слов троица переходит к делу. Вначале это все те же банальные удары по голове. Когда Нелли их получает, на краю сознания мелькает мысль, что сотрясению все-таки быть. Поняв, что соглашаться она все ещё не собирается, начинают пытать уже по-настоящему. И, пока ей под ногти вгоняют очередную иголку, Соколова отрешенно пялится в свет яркой лампы: «Кажется, эти идиоты не учитывают тот факт, что подобным обращением просто доведут меня до выкидыша, и не будет никакого маленького принца». Ещё никогда ей не приходилось испытывать такой боли, как сейчас. В одиннадцать лет, помнится Нелли, у неё был аппендицит, ей тогда казалось, что кто-то пытается отрезать кусок от тела, такие ощущения. Сейчас же всё иначе: казалось бы люди, а ведут себя хуже животных, издеваясь, как им только хочется. После игл наступает время ножей, девушка даже не смотрит, когда ей взрезают кожу на бёдрах и руках снова и снова, лишь чувствует, как кровь сначала каплями стекает, а затем слышит этот противный, мерзкий звук капающей жидкости на каменный пол. Тяжелый металлический запах. Единственное, что ей помогает не сломаться, это мысль о ребёнке, который все ещё принадлежит ей, и, как с каждой минутой убеждается всё сильнее Нелли, так и останется, даже если ей придётся умереть вместе с ним. Лучше уж на небесах окажется маленький ангел, чем в руках у этих монстров, которые так легко мучают другого человека.
И, сколько бы Соколова не держалась, отрешившись от происходящего, организм всё-таки доходит до края — сознание отключается, она погружается в забытье, краем уха слыша какой-то грохот с улицы, а затем и топанье ног по лестнице. Но не слышит звуков выстрела, чужих криков, а затем оглушительную тишину. Не чувствует, как её кто-то сильный подхватывает на руки, бережно прижимая к себе. Нелли окончательно уплыла в спасительный сон, где нет ничего плохого: ни боли, ни крови, ни страха.
Темнота. Беспросветная. Боль. Не проходящая ни на секунду. Голоса за кадром, о чем-то говорящие, но не доносящие ни единого звука. Пик. Пик. Пик. Это явно звучат медицинские мониторы. Ренат плавает в забытьи, лишь изредка улавливая, что происходит вокруг. Вначале силы воли достаточно, чтобы пытаться выкарабкаться из ямы тишины, но, чем больше времени проходит, тем слабее становится мужчина. Сны, что ему снятся, наполнены лишь тьмой, а когда просыпается на считанные секунды, не может вспомнить, что же в них было, как и почему он в больнице, а не дома. Лишь одна мысль не дает ему окончательно сдаться: что не увидит, как растет его дочка. Маленький мальчик или такая же маленькая чудесная девочка не сможет познакомиться с отцом, если Соколов окончательно уйдёт в себя и отпустит бренное тело на растерзание врачам.
Приходится ему вновь собраться с силами, вырвать душу из пучины отчаяния, стать тем, кем он всегда был — человеком, что не преклонялся перед препятствиями, жил ради себя и своих желаний, добиваясь всего, чего ему хочется. Сейчас же мужчина хочет лишь одного — для начала открыть глаза.
«Хотя бы моргнуть, и то будет прогрессом. Давай, ты сможешь!», — убеждает сам себя Ренат, продолжая почти бессмысленную борьбу, — «Черт, как же я слаб. Почему?!». Ему непривычно чувствовать себя таковым, большую часть жизни подчиняя других своей силой. Теперь же чувствует себя только родившимся младенцем: беззащитным совершенно. Сквозь пелену боли вновь ощущает, как ему что-то вкалывают. А в следующий миг моментально приходит в себя, едва не подскакивая с кровати.
— Что это?! — вскрикивает, пытаясь заглушить стук сердца в ушах — то едва не разрывается от учащенного биения.
Рядом с ним Владимир, мальчишка, что вырос на его глазах, и в руках у этого несмышленыша шприц с окровавленной иглой. Видимо, ума ему хватило, чтобы адреналин вкатить в босса по самое не балуй.
— О, вы очнулись, — радостно восклицает Владимир, разводя руками, а после откладывая шприц на столик.
— Зачем? Меня как бы лечили, я сил набирался не для того, чтобы зомби восстать, — злится Соколов, падая обратно на койку. Ощущения у него именно такие, будто он восставший труп: тело болит, мышцы ломит, кости будто через мясорубку пропустили, голова раскалывается, словно переспелый арбуз. — Что за самоуправство, кто позволил?
Вид у парня становится, как у побитого щеночка. Рената сразу же совесть начинает есть с потрохами, как это всегда и бывало с его мальчишками: он сам их нашел по подворотням, вырастил, дал образование и работу. Можно считать, они — его дети.
— Ладно, не мельтеши, объясни, что происходит? Сомневаюсь, что ты стал бы просто так со мной обращаться, словно с игрушкой из медицинского набора, — медленно и по порядку.
— Так не получится, — куксится Владимир, явно храня какие-то секреты, что не хочет открывать Ренату. Но строгий взгляд босса заставляет его вновь собраться с мыслями и уже спокойнее продолжать рассказ, — вы вообще помните, что случилось, почему вы тут?
— Пусто, вообще ничего.
— В таком случае спешу вас «обрадовать» — было совершено очередное покушение. Как раз в тот момент, когда вы с Нелли выходили из женской консультации.
— Как именно?
— Машину заминировали, снова. Заряд сдетонировал и размазал вас по асфальту. Повезло, что вообще живы остались, — в глазах у мальчишки блестят слезы, он всегда эмоционально на все реагировал. Странно, что прижился в криминальном мире.
— А моя жена и ребенок? Не думаешь, что о них в первую очередь должен доложить? — Ренат морщится, удивляясь чужой недалекости. — Где она?
Теперь же Владимир и не знает, как рассказать правду, что не уследили за девушкой, слишком положившись на Баринова. А надо было задуматься, что тот не просто так втерся к их хозяину в доверие.
— Её нет.
Слов не выбирает и сразу видит реакцию Соколова и его мониторов — их писк зашкаливает. Мужчина пытается встать с кровати, чтобы идти и сделать хоть что-то с тем, кто отнял у него семью. Парень же подхватывает его на руки, удерживая на месте.
— Жива она, жива! Просто после взрыва попала в больницу, где оперировали, а затем домой… — уже и не решается говорить до конца. Но приходится ему волю в кулак собрать и выдавить из себя, — откуда пропала.
— Моя жена пропала из моего
