смотрит на меня сейчас и в каком тоне разговаривает. Возникает лишь одно желание – надуть губы и сбежать в домик.
– Я всего лишь поделилась мечтой. Просто фантазией. Можно было как-то помягче сказать нет. А ты на корню рубишь идеи, лишая меня крыльев. Так нельзя…
– Все, что касается твоего здоровья и рисков ему навредить, всегда будет восприниматься подобным образом.
– Раз так, то и виновника моих уродств надо было заказать киллеру. Вдруг еще раз захочет изуродовать? Или давай поместим меня в скафандр? – язвлю я.
Не хочется ссориться, но все чувства обострены до предела. Возможно, из-за вчерашней ночи. Я позволила Григорию больше, чем кому-либо, а сейчас вдруг наткнулась на холодную стену непонимания. Это задевает. Я ведь просто поделилась своими желаниями.
– Опасности могут подстерегать на каждом шагу. От всего не уберечься, ясно?
– Ясно. Мое слово окончательное. Никаких мотоциклов.
– Я знаю, что ты умеешь водить мотоцикл. Он стоит на парковке с другими твоими машинами.
– Как напоминание, что я больше на него никогда не сяду. Мы с другом попали в аварию. Подрезала иномарка. У меня легкие царапины и ушибы, а Нил скончался до приезда бригады скорой помощи. На нем места живого не было. Ужасающее зрелище.
Желание спорить моментально отпадает.
– Я не знала.
– Теперь знаешь. Если хочешь, могу на гидроцикле прокатить. Но наденешь двойной жилет.
– Тройной! Если так беспокоишься о моей безопасности, удивительно, что ты решился на вчерашнее.
– Мне показалось, тебе понравилось.
Еще как, но из вредности хочется сказать другое. Однако беру себя в руки и, выдержав пристальный взгляд Шахова, спокойно произношу:
– Мне очень понравилось.
Атмосфера между нами моментально накаляется.
– Хочешь повторить? – Карие глаза загораются огнем.
Каждая клеточка вспыхивает, когда Шахов смотрит на меня, чуть прищурившись. Кажется, в подобные мгновения он видит меня насквозь.
– Возможно. Но если будешь разговаривать со мной мягче.
– Я бы тебя трахал каждую свободную минуту, Агния. И это покруче любого экстремального вождения.
Опять краснею. Вот как у Шахова это получается? Один взгляд, метко брошенная фраза – и я становлюсь влажной, а думается о пошлостях.
– Гидроцикл подождет. Пойдем в наш домик.
– Идем.
Григорий допивает виски и, обняв за талию, ведет меня в бунгало на берегу океана, где мы опять занимаемся сексом. До вечера. Я засыпаю изможденная, уставшая и даже не замечаю, когда Шахов оставляет меня одну.
Просыпаюсь на следующий день и удивляюсь, что так много проспала. Голова чугунная, слегка подташнивает и штормит, губы запеклись. Еще и сны снились какие-то бредовые, все в кучу. Когда пытаюсь встать с кровати, понимаю, в чем дело. У меня высокая температура, и состояние с каждой секундой только ухудшается. Не о таком завершении отдыха я мечтала.
– Ася… – В комнату, видимо услышав мой стон, заходит Шахов. – Ты проснулась?
Да, но лучше бы этого не делала.
Григорий внимательно на меня смотрит. Задерживается на лице, затем по телефону вызывает врача.
– Плохо тебе, детка? – Он присаживается рядом и трогает мои щеки. – Вся горишь.
От другого я надеялась гореть!
– Не хочу болеть. Теперь и операция снова отложится, – хнычу я.
Не то чтобы я ее ждала, но уже настроилась!
– Скоро поставим тебя на ноги. Не паникуй.
Я и не паникую. Просто обидно! Ненавижу болеть, ненавижу это полудохлое состояние, когда мозгами вроде все можешь, а на деле – ничего.
Через два часа на остров приезжает врач, у меня берут анализы, ставят капельницу. Легче не становится, я бы даже сказала – наоборот. И все время клонит в сон.
В полудреме слышу, как Григорий разговаривает с врачом. Тот сообщает, что моему организму тяжело справляться с вирусами, иммунитет ослаблен и, когда состояние стабилизируется, нам лучше сразу лететь в Москву.
Раньше не замечала у себя проблем со здоровьем, но стресс за стрессом, операция и не самые приятные события в жизни сделали свое дело.
Я сбиваюсь со счета, какой сейчас день недели, и много сплю. Сны при этом очень яркие. В них мы с Гришей занимаемся любовью. Секс грязный, эмоциональный. Словно два психа, накидываемся каждый раз друг на друга, и каждый раз нам мало.
– Малышка, ты меня с каждым днем все больше поражаешь, – доносится тихий голос Шахова.
Приоткрываю глаза и фокусируюсь на лице Григория. Во снах мне очень хорошо, а в реальности тошнит, кружится голова и тело будто не мое.
– Едва выкарабкалась, а мысли опять о сексе?
Хочется ответить колкостью, но нет сил.
– Пить хочу, – вместо этого вырывается изо рта.
Григорий дает мне воды. Делаю несколько глотков и опять прикрываю глаза.
– Ты поймала местную инфекцию. Организм плохо справляется. Через два часа у нас самолет, отвезу тебя в Москву. К хорошим спецам. Лучше бы я на мотоцикле тебя прокатил, честное слово.
Губы расплываются в легкой улыбке.
– Врачи говорят, что я умру?
– Говорят, что я умру. От переживаний. Но тебе вроде становится лучше.
Я и сама это чувствую. В мозгах чуть-чуть прояснилось.
– Как было бы хорошо принять душ и сходить посидеть где-нибудь в кафе, да?
– В таком случае тебе и впрямь лучше.
– Ты сказал бабушке, что мне стало плохо?
– Пришлось. Ты с ней почти каждый день разговаривала, а потом слегла пластом на неделю.
Так много? По моим ощущениям, прошла всего лишь пара дней.
– И как она? Переживает?
– Переживает.
В груди сжимается до отчетливой боли.
– Можно я с ней поговорю?
– Уверена?
– Да. Пока есть силы.
Григорий набирает бабулю и прикладывает телефон к моему уху. Не получается сдержать слез, когда она говорит, что рада меня слышать. Я тоже рада!
Наша беседа длится от силы минут пять, после чего я чувствую себя так, словно пробежала марафон. И тут, наверное, впервые за последнее время окутывает страхом. У меня ведь только-только начало все налаживаться в жизни. Я собираюсь замуж, могла бы родить Григорию ребенка… А что, если не выкарабкаюсь или стану какой-то неполноценной? Тот, кто заказал мои уродства, явно придет в восторг от происходящего со мной сейчас.
Я не берусь озвучить эти мысли и, прикрыв глаза, беззвучно плачу.
Почему такая несправедливость? Нередко, как только человек оказывается на пике счастья и думает, что ничего не может омрачить его радость, случается какая-то несуразица, и планы меняются на сто восемьдесят градусов.
В Москву мы возвращаемся через несколько дней. Я почти не помню перелет, но из плюсов – уже могу вставать с кровати и даже делать привычные вещи: чистить зубы, умываться, принимать душ. Хотя для этого приходится прикладывать неимоверные усилия.
Еще через пару дней решаю открыть ноутбук и почитать медицинские заключения и информацию про подхваченный на острове вирус, который так ударно прошелся по моему организму. Но лучше бы я этого не делала. Лишь расстраиваюсь. И еще сильнее, когда открываю новости. Потому что там во всех заголовках имя моего бывшего мужа, а под ними – пишут о его убийстве.
Комната окутана мраком, я сижу на полу среди разбросанных вещей, пока мгновения счастья, которые казались такими реальными, разбиваются одно за другим. Боль пронизывает насквозь, а в душе бушует метель чувств. Я была обижена на Мишу, но не желала ему смерти. Тем более чтобы к его гибели был причастен Шахов.
Все наши разговоры с Григорием, его намерения всплывают в памяти. Это похоже на удар молота, который раскалывает мой мир на куски. А ведь Шахов предупреждал, что уничтожит Мишу. Неужели таким гнусным и ужасным способом? Я думала, возмездие коснется репутации и свободы моего бывшего мужа, но не его жизни!
Слезы текут по лицу. Не могу поверить, что тот, кого я полюбила, тот, кто обещал мне счастье, мог стать убийцей. Не верю я в это! Однако внутри шквал эмоций – от ненависти к себе из-за собственной наивности до отчаянного желания понять, как это могло произойти.
Листаю новости. Кто-то из журналистов даже осмелился задать Шахову вопросы про смерть Миши и вызовы к следователю по этому поводу. На которые, естественно, Григорий ответа не дал.
Вечером, стоит Шахову переступить порог нашей с бабулей квартиры, боль становится еще невыносимее. Я ведь планировала на днях переехать к Григорию, ждала, когда станет получше и я смогу собрать вещи…
– Почему не отвечаешь на звонки, Агния? – интересуется Шахов, заходя в комнату.
Вспыхивает яркий свет. Я щурюсь и прячу от Григория заплаканное лицо. Легкие горят, веки опухли от слез.
– Вон в чем дело… – говорит он, видимо заметив вкладку с новостным сайтом, открытую на моем компьютере. – Еще раз решила
