А Фернандо сидел в гостиной и делал вид, что читает газету.
— Я могу вас побеспокоить, сеньор? — решительно начала Бернарда, приблизившись к Салиносу.
Хозяин отложил в сторону газету.
— Да, пожалуйста.
— Я хотела бы обсудить с вами одну вещь, — домоправительница тяжело вздохнула.
Заметив, что женщина чем-то обеспокоена, Фернандо постарался придать своему голосу сочувствующую интонацию.
— Да, конечно… В чем дело?
— Я по поводу портрета, — начала Бернарда и опустила глаза. — Мне не хочется вмешиваться ни в чьи дела, но… Я думаю, что его надо перенести в другое место.
— Как перенести?.. — удивился Салинос. — Куда?
— Не знаю… — на мгновение Бернарда замолчала, а потом решительно продолжила: — Туда, где сеньора Мануэла не сможет его видеть.
— Что вы такое говорите? — вспылил Фернандо, подумав, что антипатия у домоправительницы и его жены взаимная.
— Совершенно очевидно, что этот портрет крайне раздражает сеньору, — в голосе Бернарды появились стальные нотки. — Настолько, чтобы вызвать сеньора Уильсона, чтобы тот стер эти отвратительные полосы, которыми она обезобразила лицо…
У Салиноса застучало в висках. Мужчине вдруг показалось, что он ослышался.
«Нет, не может же Бернарда подозревать Мануэлу…» — промелькнула непрошенная мысль, и Салинос переспросил:
— Обезобразила?.. Кто?..
Домоправительница, убедившись, что заставила сеньора засомневаться, тут же замялась.
— Этого, к сожалению, мы никогда не узнаем, потому что очевидные улики уже уничтожены, — женщина сказала это тихим голосом и, неслышно ступая, удалилась.
Фернандо вдруг вспомнил испачканную краской ладонь жены и ужаснулся своим подозрениям.
«Нет, Мануэла не способна на такое… — принялся переубеждать он себя и тут же подумал: — Хотя она так настаивала, чтобы портрет вообще убрали из дома…»
Вечером каждый из семейства Салиносов занимался исключительно своими делами, и Мануэла, позабытая всеми, уединилась в спальне и, поудобнее устроившись на кровати, с грустью вспоминала о детстве, проведенном в Контьяго-Секо. Неожиданно ее мысли прервал негромкий стук в дверь, а еще через мгновение в спальню осторожно зашла Селеста.
— Извините, сеньора, — с порога бросила она. — Я лишь на минутку.
— Я слушаю тебя, — Мануэла недоумевающе взглянула на служанку, стараясь догадаться о целях ее визита.
— Сеньор Уильсон… — робко произнесла та. — Он хотел увидеть вас.
— Зачем?
— Не знаю. Он лишь попросил, чтобы вы, когда сможете, зашли к нему.
Такая просьба озадачила Мануэлу еще больше.
— Хорошо, я зайду, — кивнула она и не спеша слезла с кровати.
Служанка незаметно удалилась. А Мануэла, долго не раздумывая над странной просьбой, решила немедленно отправиться в небольшую комнатку у гостиной, где еще с утра трудился Арт.
Приоткрыв дверь импровизированной мастерской и застав художника за работой, девушка робко произнесла:
— Мне сказали, что ты хотел со мной о чем-то поговорить…
— Я хотел попросить об одной услуге, — откликнулся тот, не отрываясь от полотна.
Мариана сделала несколько несмелых шагов.
— Я слушаю…
Уильсон наконец-то повернул голову и совершенно серьезно предложил:
— Я хочу, чтобы ты мне позировала.
Сказав это, он указал глазами на портрет Исабель.
— Что?! — только и смогла воскликнуть пораженная Мануэла.
Арт, вытирая о полотенце руки, подошел поближе к хозяйке дома.
— Видишь ли, — мягко проговорил он, — мне необходимо восстановить лицо Исабель, и я подумал, что ты сможешь мне позировать…
— Я не Исабель! — решительно отрезала Мануэла, намереваясь тут же покинуть мастерскую.
— Я не хочу, чтобы ты сердилась, Мануэла, — попытался остановить хозяйку Арт. — Но дело в том, что мне нужна натура.
— Чего же проще! Обратитесь к Бернарде, у нее есть фотография, — едва сдерживаясь от возмущения, посоветовала Мануэла.
Арт на мгновение задумался, но потом отрицательно покачал головой.
— Я хочу написать твое лицо, потому что в нем есть та чистота и непосредственность, которой у Исабель не было. Твои глаза, например…
— Почему бы тебе не сделать это с помощью фотографии? — вновь перебила Мануэла, считая такое заявление художника оскорбительным для себя.
Арт пожал плечами.
— Я не могу…
Прочитав недоверие в глазах девушки, художник возвратился к полотну и повернул его.
— Вот, посмотри, — произнес он и, указав на белый овал, заменивший лицо прежней хозяйки, бессильно развел руками. — Теперь ты понимаешь?
Мануэла не ответила.
— Я должен писать лицо заново, — пояснил художник и многозначительно закончил: — Твое лицо — ее лицо…
Услышав такое откровение, Мануэла хотела решительно возразить, но вдруг почувствовала, что дар речи покинул ее. Несколько мгновений судорожно глотая воздух, девушка, наконец, ответила:
— Исабель умерла, и мне кажется, это будет нехорошо, если я буду позировать для ее портрета.
— Тем не менее, если ты согласишься, это будет очень благородно с твоей стороны, — совершенно не смутившись, продолжил Арт. — Я полагаю, что за это Фернандо будет только благодарен тебе… Да и не только Фернандо, а все, кто живет в этом доме и кто любил Исабель.
Уверенный тон художника заставил Мануэлу засомневаться в том, правильно ли она поступает, отказываясь от этого предложения.
— Ты считаешь, что так будет лучше? — растерянно спросила она.
— Я уверен. Подумай об этом хорошенько.
Сказав это, Арт засобирался. Прочитав вопрос в глазах девушки, он пояснил:
— Я хочу, чтобы ты спокойно обдумала… А пока я схожу на чердак за нужными мне эскизами. Ты подождешь меня пару минут?
Мануэла согласно кивнула. Облегченно вздохнув, Арт направился к двери.
— Я скоро вернусь. Хорошо?
— Да, — ответила девушка и задумчиво опустила глаза.
Когда она подняла голову, художника в комнате уже не было. Мануэла с опаской взглянула на портрет. Вдруг ей овладело желание подойти поближе к картине, чтобы навсегда покончить со своим страхом.
«Это просто портрет и ничего больше», — попыталась успокоить она себя и протянула руку, чтобы дотронуться пальцами до изображения.
Внезапно откуда-то из-за портрета послышалось чье-то хриплое дыхание. Мануэла вскрикнула и опрометью бросилась к двери. Однако та неожиданно открылась, и на пороге показался встревоженный Фернандо. Девушка, дрожа от страха, прижалась к мужу.
— Мануэла, что случилось? — недоумевая, спросил Салинос.