Она нахмурилась:
– Ты был там?
– Именно так.
– Но я тебя не видела.
Он улыбнулся:
– Ты и не должна была меня видеть. Иначе я бы не работал в разведке.
– Но… но… – запинаясь, пробормотала она.
– Помолчи, – приказал он, усмехнувшись. – Это же моя работа.
– Я понимаю, но почему ты был снаружи, когда я была внутри здания? Нас разделяло огромное расстояние.
– Ты права, – хмуро согласился Калеб, – и если бы ты не появилась через несколько минут, я бы пошел туда за тобой.
Он произнес это как нечто само собой разумеющееся, и сначала Блэр показалось, что он шутит, но Калеб Хант, которого она знала, редко шутил. Немногословный, он всегда говорил то, что хотел сказать. Правда, ждать ее и волноваться вряд ли входило в его обязанности.
Она молчала, и Калеб заговорил снова:
– Я ужасно беспокоюсь за тебя.
Блэр повернулась к нему и уставилась на него во все глаза.
– Я… я не хочу, чтобы ты волновался, – пролепетала она осипшим голосом и смущенно откашлялась.
– Это от тебя не зависит, – мягко заметил Калеб, положив ладонь на ее колено.
Она улыбнулась ему дрожащей улыбкой.
– Прости, у меня все перепуталось в голове. – Он поглаживал ее колено, и это рождало в ней волшебные ощущения.
Наконец Калеб убрал руку.
– Это понятно, – произнес он, – особенно после того, что тебе пришлось вынести по нашей вине.
Блэр наморщила лоб.
– Но я ни о чем не жалею, – горько добавила она. – Если бы только мне удалось добраться до этого негодяя! – Она стиснула руки в кулаки. – Только бы узнать, на кого работает Таннер. Хоть что-нибудь узнать!
Его черты смягчились.
– Ты слишком строга к себе, – укорил ее Калеб. – Те подслушивающие устройства, которые ты разместила, могут дать нам кое-какую информацию. Как я уже сказал Джеку, добыть список, конечно, было бы неплохо, но мы не сможем арестовать Таннера до тех пор, пока не получим доказательства, что он продает имена агентов. И ты это знаешь.
– Знаю, но эта неудача меня все равно расстроила, – призналась она упавшим голосом и отвернулась. Солнечный свет померк, и она ненавидела себя за то, что не выполнила задание.
Последовало напряженное молчание.
– Тебе уже не хочется на скачки? – наконец спросил Калеб.
Блэр резко повернулась к нему. Он смотрел на нее, и его взгляд, казалось, проникал в ее душу.
Она вздрогнула.
– Хочешь, скажу тебе правду?
– Конечно, иначе не стал бы и спрашивать.
Логично.
– Да, мне не хочется на скачки. А тебе?
– Мне тоже.
– У тебя есть идея?
«Пока я с тобой, мне все равно, что мы делаем и куда едем».
– Да, парочка наберется. – Калеб смотрел прямо перед собой, и на лоб ему упала непослушная прядь. И как это уже не раз бывало, Блэр захотелось осторожно убрать ее, но она сдержалась. Сцепив руки на коленях, она уставилась на его суровый профиль, размышляя про себя, как она будет жить без него, когда этот человек перестанет быть частью ее каждодневной работы.
Калеб искоса взглянул на нее:
– Предлагаю проголосовать.
– За что?
Его губы тронула улыбка.
– Ну… – протянул он, переменив положение, – можем поехать в лес, где растут мамонтовые деревья, и прогуляться. Или поехать на берег моря и тоже прогуляться.
– А и то и другое можно?
Он рассмеялся:
– Принимается единогласно.
Этот день был наполнен для них волшебством, с которым могут сравниться только сны. Как только Блэр выразила желание поехать в лес, Калеб свернул с автострады на следующей развилке и, развернувшись под мостом, направился в сторону леса. Хотя Блэр бывала тут не единожды, она каждый раз восхищалась величественной красотой деревьев. И этот день не был исключением.
Как только они остановились перед входом в заповедник, ее охватило уже знакомое благоговейное чувство преклонения перед величием природы. Здесь царила тишина, как в заброшенном доме.
Они неспешно гуляли по аллеям, разглядывая огромные стволы деревьев-великанов, уходящих кронами в поднебесье, и слушая, как завывает ветер в переплетенных ветвях.
Каждое дерево, перед которым они останавливались, чтобы потрогать его шершавую кору, нависало над ними, как гигантская башня, грозя обрушиться на них всей своей тяжестью. Корни деревьев переплелись и образовали у подножия запутанный клубок.
После заповедника они отправились на пустынное побережье, перед этим остановившись в придорожном магазинчике и купив там хлеб, сыр, вино и свежие вишни. Погуляв по берегу и поболтав немного, они расположились на траве, устроив импровизированный пикник.
Блэр и Калеб сидели рядом в молчании и думали каждый о своем. Она вдруг поняла, что молчание может быть естественным состоянием души и ей совсем не обязательно лихорадочно подыскивать слова и тему для беседы.
Позже, после ее осторожных расспросов, он стал рассказывать ей о своем детстве, утаив, разумеется, безрадостные и горькие подробности. Блэр видела, что ему больно вспоминать о том времени, и ей хотелось как-то его утешить. Но она понимала, что сочувствие здесь неуместно, и хранила молчание.
Сейчас перед ней был совсем другой человек. Ей удалось заглянуть за ту маску, которая скрывала его истинное лицо. И то, что Блэр увидела, глубоко ее тронуло, поскольку она и сама испытала, что значит быть непонятой и одинокой.
И все же радостные моменты преобладали, и, хотя он не касался ее, между ними то и дело словно проскакивала искра.
Они сидели и слушали шум прибоя, чуть разомлевшие от еды и вина. В какой-то момент Блэр показалось, что Калеб хочет ей что-то сказать, но он отвернулся, и мгновение кануло в вечность.
И теперь они стояли перед дверью в ее квартиру и молчали. День клонился к закату.
Открыв дверь, Блэр хотела было поблагодарить его за прекрасно проведенный выходной, но лишилась дара речи. Она была бы рада, если бы он сейчас ушел, и в то же время готова была умолять его остаться.
Их взгляды встретились.
– Ты не пригласишь меня к себе? – спросил Калеб, и в его глуховатом голосе послышалась горечь.
Но Блэр продолжала молчать, борясь с охватившим ее волнением.
– Блэр? – На правом виске у него пульсировала жилка.
– Я… – Внезапно из глаз ее хлынули слезы, и Калеб буквально втолкнул ее в квартиру и запер дверь.
Блэр подняла на него глаза, полные слез.
– О, Блэр, что с нами происходит? – хрипло прошептал Калеб. – С тобой… и со мной… – Он умолк и только смотрел на нее, не в силах отвести взгляд от ее лица.
Блэр плакала в полутьме. «Я люблю его, – неожиданно подумала она, ошеломленная собственным открытием. – Я люблю его. Но, Боже правый, я не хотела. Не хотела…»
