– Я все-таки совсем не знаю Лондон, – произнесла она так, что Егор был готов забросить все дела и служить при ней экскурсоводом.
Ее возвращение в Бат и появление в школе почти повторили ситуацию трехнедельной давности. Только теперь настал черед переживать Саймону Планту. Они встретились в одной из аудиторий, и ее неприятно удивило возмущенно-брезгливое выражение его лица. Она не смогла себе отказать в удовольствии повести себя точно так же, как вел себя он, и ограничилась любезно-равнодушным приветствием. «Зря он так. Я не заслужила брезгливости, не воспользовалась ни его влюбленностью, ни тем, что он фактически меня соблазнил», – думала она, наблюдая за тем, как преподаватель старательно отводит взгляд. Относительно «соблазнил» – это она, конечно, преувеличила, но в целом его поведение уважения у нее не вызвало. Она решила, что поступила правильно, «использовав» Саймон Планта. Само событие, превращение ее в женщину Берта не воспринимала как что-то, о чем следовало много размышлять. Случилось и случилось.
Навестить родных она смогла только на пасхальные праздники. Накануне отъезда, набегавшись по лондонским магазинам и накупив подарков, Берта позвонила Егору.
– Как ты смотришь, если я у тебя остановлюсь? У меня самолет только послезавтра, не хочется в Бат возвращаться, – Берта эти слова произнесла так, словно спрашивала о том, где купить тростниковый сахар.
– О чем ты говоришь, конечно! Это – классно! – Егор пытался еще что-то сказать, но Берта, бросив короткое «Тогда – жди», положила трубку. Купив немного деликатесов и фруктов («Вино или пиво у Егора есть всегда!» – справедливо рассудила она), Берта позвонила в знакомую чугунную витую калитку. Этот звонок был не более чем знак вежливости – калитка, как и ворота, к большому удивлению Берты, никогда не запиралась. Даже дом стоял вечно открытым, в этом она могла не раз убедиться. И сейчас она спокойно прошла через лужайку сада и толкнула незапертую дверь. В большом холле, как всегда, царил беспорядок – одежда, мотоциклетный шлем и краги, клюшка для гольфа, куча обуви. «Что за странность, клюшка для гольфа – дорогая, шлем тоже. Обувь – копеечная». Берта придирчиво оглядела хлам, брошенный прямо на красивый, с рисунком, каменный пол. Она поняла, что дом пуст, спустилась на кухню и положила продукты в холодильник. Эта кухня в цокольном этаже дома ей всегда нравилась. В больших помещениях – три прямоугольные с невысокими потолками комнаты – стояли длинные деревянные столы с мраморными столешницами. «Песочное тесто надо месить на чем-то холодном! Тогда оно будет действительно рассыпчатым. Идеально подходит мраморная доска. Если дрожжевое тесто любит тепло рук, то песочное тепла боится, масло начинает таять, мука мокнет», – эти слова бабушки Берта помнила с детства. Бабушка пекла ванильные полумесяцы, кончики которых обмакивала в растопленный шоколад. Такое печенье любила и ее мама. Сейчас, на этой старой кухне, где древняя чугунная плита и узкая резная колонка соседствовали с современными сложными агрегатами, Берта вдруг поняла, как соскучилась по дому.
В этой ее английской жизни не хватало запаха кухни, стряпни, гостей, к приходу которых дом переворачиваешь вверх дном. В этой жизни не хватало уюта. «Ничего страшного, еще немного, и будет уют, сидения за полночь за столом, прогулки с папой, бабушкины цеппелины и эти самые ванильные полумесяцы». Берта еще раз оглядела кухню и решила, что ужин она вполне может приготовить сама. Все равно ждет Егора. Она отыскала фартук, исследовала содержимое шкафов, еще раз оглядела свои покупки и принялась готовить лапшу. Слово «макароны» здесь в Англии совсем не употребляли, здесь ели на итальянский манер «пасту». Берта же любила именно лапшу – широкие полоски тонкого крутого теста, которые заправляли маслом и к ним добавляли все, что было дома. А дома, вспомнила Берта, всегда были грибы. И отец, и, как рассказывали, мама были заядлыми грибниками. «Вот только работа ей не давала возможности всласть по лесу ходить». Бабушка всегда рассказывала, что лисички мама не ленилась собирать даже самые мелкие, с которыми было больше всего возни.
У Берты грибов не было, зато был сыр с голубой плесенью, ее любимая горгонцолла и один большой розовый, почти круглый баклажан. Этот самый баклажан Берта купила просто так – ей понравился необычный цвет, не сине-фиолетовый, а розовый с тонкими темными прожилками. «Он такой красивый, что его можно положить в вазу», – подумала она, увидев его. Поставив на огонь воду для лапши, Берта достала сковородку и мелко-мелко порезала баклажан, пока он жарился, она размяла вилкой сыр, добавила в него оливковое масло, выжала сок из одного вялого зубчика чеснока, обильно все поперчила. Почти готовый соус из горгонцоллы она выложила в поджаренный баклажан. «Отлично, запах-то какой!» Берта слила воду с готовой лапши и смешала ее с баклажаном и горгонцоллой.
Берта немного выждала, помыла после своей готовки посуду и, посмотрев на часы, достала тарелку. «Пусть гуляет, я его ждать не буду, я есть хочу!» Она уселась за стол и принялась за лапшу.
Пустой дом больше не наводил на нее страх. Она поняла, что часть комнат здесь закрыты. «Куда мне столько, сама подумай? Решили, что обойдусь тремя на первом этаже, спальней и библиотекой. Потом же, это убирать все надо. А я на самоокупаемости», – Егор шутил, но было видно, что он горд тем, что живет в таком доме, хоть и в относительной бесхозяйственности.
«А он молодец! И музыку пишет, и работать успевает. И, между прочим, деньги считает», – Берта ужинала и размышляла. Правда, она так и не поняла, где работает Егор, но то, что человек занятой, – было очевидно. И его увлечения были Берте симпатичны – живопись, книги, театр… Берта вдруг подумала, что, будь она хозяйкой такого дома, она бы денег заработала предостаточно. «Тут даже с места вставать не надо! Сдавать для приемов и торжественных случаев – свадьбы и все такое – это раз. Два – сделать дорогой, хороший пансион, типа клуба. Вечером общий ужин для постояльцев или пятичасовой чай. Раз в неделю какой-нибудь концерт на лужайке, гости смогут пригласить своих друзей, ну и недорогое угощение. Три – отремонтировать и государству в аренду на долгий срок. Это здесь тоже практикуется. Четыре – «киношникам» сдавать для съемок». Берта сама читала в местных газетах, что владельцы усадеб и домов не очень-то охотно пускают к себе киносъемочные группы, даже за приличные деньги. Типа, пусть рушится, но чужая нога сюда не ступит. «Одним словом, это бы богатство да в умелые руки!» Берта покрутила головой, обозревая большое кухонное пространство. Ей на минуту показалось, что она уже стала владелицей этого дома. «Я бы в Англии жить не осталась, чего я хочу, я здесь не добьюсь. Но вот дом… Да еще такой», – в голове практичной натуры зрел план.
