Но какое имеет значение, какая она, красивая, кривая-косая, если она – единственная?! Если у него с ней ангелы играют золотыми шарами, если в ней «все женщины мира»! А со всеми остальными – со мной – и с тобой, Ася! – он просто спал?!
Ася! Мне стыдно так страдать. Не стыдно признаться в этом только тебе, ты ведь все равно что я сама.
Как получилось, что у меня есть только ты?
Зина.Ася!
Это было ночью. Мне захотелось до него дотронуться. Я не имела в виду секс. Даже если бы я вдруг решила, я бы ни за что не стала сама, это просто нонсенс – самой! Если бы он вдруг решил, это было бы странно, но если бы он вдруг… Нет, это невозможно.
Мне просто вдруг захотелось до него дотронуться, и я протянула руку и прикоснулась к его губам. И вдруг случилось неожиданное: он поцеловал мне руку и прошептал женское имя. А потом открыл глаза и сказал: «Ох, прости». Пошлая сцена. Как в женском романе.
…Как в женском романе. Это новый жанр – не женская проза, а «женский роман», пишут все, кто получал в школе пятерки за сочинения. Таких девочек было полстраны, и теперь полстраны пишет, а другая половина страны читает. Сюжет, как правило, построен на диалогах типа «У тебя есть кто-нибудь?» – «Нет, у меня никого нет». Я бы ни за что не задала вопрос из женских романов: «У тебя есть кто-нибудь?» Стыдно говорить об этом, стыдно и бессмысленно. Что лучше: «Да, есть, а тебя я не хочу» или «Нет, никого нет, и прости, что я поцеловал тебе руку»?
Человек со сна не отвечает за свои реакции, и это еще обиднее! И я не выдержала. Я была готова вцепиться в него, расцарапать!..
– Напоминаю тебе, на всякий случай, я – Зина, твоя жена. Если я тебе так неприятна, почему мы вообще вместе?!
Илья всегда просыпается мгновенно и сразу же готов к разговору, как будто у него и во сне не прекращается интеллектуальная деятельность.
– Ты говоришь склочным тоном подавальщицы в столовой – вчера вы это ели! Как почему мы вместе? У нас страстный секс. Просто у нас несоответствие темпераментов. У тебя сильная потребность в сексе, а у меня слабая. Тебе кажется, что несколько месяцев – это очень долго, а для меня это вообще не срок, я только через год-другой начну об этом подумывать… – улыбнулся Илья.
Если бы он не улыбнулся, если бы он смутился, я бы не закричала!.. Он улыбался, как будто я так незначительна, что можно пошутить и заснуть.
– Ты врешь, врешь! Она – единственная! – закричала я. – Она единственная! Ты – пишешь! Для нее!
Что отвечает настоящий мужчина? Увиливает от ответа, продолжает лгать, говорит: «Кроме тебя, дорогая, у меня никогда никого не было»?..
Каждое утро я вижу, как Илья смотрит на себя в зеркало, старается «сделать мужественное лицо» – выдвигает вперед подбородок, хмурит брови. Умный, тонкий, способный заплакать над стихотворением, а хочет быть каким-то тупым «настоящим мужчиной». Это смешно и нелепо, как если бы Пьеро примерял бороду Карабаса Барабаса.
– У тебя с ней ангелы играют золотыми шарами, она единственная!.. – закричала я. Настоящий мужчина спит с нежеланной женой, чтобы успокоить ее. Но Илья не настоящий мужчина.
– Единственная… Единственной отрадой отныне сердцу дан, неутомимо падай, таинственный фонтан… – пробормотал Илья.
И это уже взбесило меня по-настоящему.
– При чем здесь Мандельштам! – заорала я. – Кто она? Кто она? Кто она?
Илья боится моей истерики. Я стану плакать, захлебываться криком, ему придется поить меня валерьянкой. Это не игра, я действительно собой не владею…
Я не играю, но иногда пользуюсь, когда хочу чего-то добиться.
– Кто она?
– Ася.
– Что «Ася»?.. При чем здесь Ася?..
Ася?.. Это – ты?
Это ты. Сначала я разбила твою жизнь, с размаха, вдребезги, как будто чашку об пол, а теперь твоя очередь, Ася?..
Это ты единственная, с тобой у него ангелы играют золотыми шарами, в тебе все женщины мира. Как же я не догадалась? Ведь ты – Милдред, жалкая официантка с землистым бледно-зеленым лицом! Это все та же страсть, которая появляется и сжигает, ты протянула руку и взяла. Нет, ты не официантка, ты художница, розовая, золотая, но ты Милдред, ты из тех, кто исчезает в ночи, возвращается в слезах, бросается на шею, опять убегает с горящими глазами, оставив позади руины. Ты накручиваешь вокруг себя страсть, как ручку шарманки, тебе все мало, ты требуешь – еще, еще!..
Кому нужны твои глаза как звезды! С тобой невозможна жизнь, только страсть!..
Как же так, Ася?.. Что это, наказание мне за прошлое, такой запоздалый удар по рукам – «не тронь чужое»? Но и ты тоже не тронь чужое!
Зачем он тебе? Что это, нездоровое любопытство – какими мы стали – или эротическое путешествие в прошлое? Ты ничего не сможешь дать ему, кроме секса.
Ты уже один раз его обманула!
Прошло много лет, прежде чем я поняла: Илья вовсе не был таким взрослым и страстным, как нам тогда казалось. Он был застенчивый мальчик, без опыта, без мужского нахальства, он стеснялся, робел, он никогда бы не решился переспать с тобой, десятиклассницей! Ты сама толкнула его на этот ваш ранний секс, ты! Ты внушила ему, что это была «волшебная страсть»!
А ему не нужна была волшебная страсть, ему нужна была я!
Мои отношения с Ильей были совершенно лишены сексуального влечения, но я не была ему безразлична! В наших постоянных пикировках было желание взять верх, и в том удовольствии, с которым Илья доказывал мне, какая я плохая, самолюбивая, злая, был интерес ко мне. Эта стыдная история нашей юности была немножко любовь. Ничем не хуже любой другой!.. Нет, лучше! Я могла говорить с ним о книгах, а ты нет.
…Зачем он тебе?! Зачем тебе человек, который любит книги больше реальной жизни?..
Ты думаешь, что он успешный, главный человек, что вся эта публичность, ток-шоу, интервью, «что вы думаете о том… а что вы думаете об этом», все это – его? Это – вместо. В душе он так и остался Крошечкой-Хаврошечкой, мальчиком, который должен рассказывать истории, чтобы его любили, не обижали и не прятали портфель. Он рассказывает истории вместо того, чтобы писать самому.
А теперь он рассказывает историю самому себе – о том, какой у вас «духовный и физический экстаз». Я не верю в этот бред! Что может быть необычного в сексе? Илья уже не мальчик, который тает от прикосновения твоей руки! У всех все одинаково, а остальное – разврат, гадости!
– Илья?.. – у меня мгновенно прекратилась истерика. – Я ничего тебе не скажу. Только одно. Ты знаешь, о чем я.
– Я не знаю… Может быть, я закопал труп под окном и ты грозишься выдать меня полиции?..
Илья натянуто улыбался, пытался шутить, но он знает, конечно.
