Джонни объяснит, почему я оставляю вам деньги. Не сомневаюсь, вы ответите, что они вам не нужны. И, если проявите твердость, настоите на своем. Но мне хотелось бы подарить вам свободу, как вы дали свободу моей внучке. Не знаю, что ждет вас обоих. Если вы женаты, я молю бога о вашем счастье. Темпест не знает себя: только чужое мнение о себе. Она борется, как слепая, нанося удары в пустоту. И сейчас рядом нет никого, кто помог бы ей прозреть. Я люблю сына, но, к сожалению, ему не хватает чуткости и такта, а его жена и другие мои внуки смотрят на мир его глазами.
Жизнь слишком коротка, чтобы тратить время на сожаления. Однако позволю себе сказать: мне жаль, что вы не встретились раньше. Теперь ей придется самой учиться тому, чему могли бы научить ее вы. К несчастью, Темпест слишком привыкла бороться и бежать… Молю бога, чтобы я ошибалась. Одна моя надежда — может быть, такой мужчина, как вы, сильный, терпеливый и любящий, научит ее любить себя и ценить в себе женщину. Тогда она вернется домой, к вам. И вы победите. Не окриками, не угрозами, не запретами, не мольбами — любовью и только любовью.
— Надеюсь, вы правы, миссис Темпест. Но что мне делать сейчас, когда она хочет бежать?
В словах его сквозило отчаяние; тревога прорезала на суровом лице глубокие морщины. Сейчас Страйкер выглядел стариком. За терпение приходится платить; и он платил полной мерой. Но знал, что Темпест приходится еще тяжелее. Она сражается со своими демонами в одиночку. Глаза ее затуманились заботой; под ними появились темные круги. Ночами она любила его с яростным отчаянием, словно тщетно пыталась раствориться в своей любви. День за днем Темпест терзала себя — а это невыносимо больно.
— Видит бог, я хочу ей помочь, — пробормотал Страйкер, захлопывая ящик, — но что я могу сделать? Я не знаю, что мне делать!
Он потянулся к телефонной трубке. Нужно сделать кучу звонков. Вступив во владение наследством Уитни-Кингов, Страйкер неожиданно для себя оказался необычайно занятым человеком. На него свалилась куча административных дел, и скучать не приходилось. Жизнь складывалась так, как до сих пор он мог только мечтать. Только бы Темпест была счастлива…
На границе своих владений Темпест натянула удила. Жеребец замотал головой, разбрызгивая хлопья пены, но Темпест даже не покачнулась в седле.
— Спокойно, дружок, спокойно! — проговорила она со смехом и, похлопав его по спине, перевела на шаг. Жеребец ненавидел шаг; дай ему волю, он бы всю дорогу несся стремительным галопом. Но Темпест нужно было подумать.
Позвонил Ден. Почему она не рассказала об этом Страйкеру? Или просто не выкинула из головы предложение старого приятеля? Он сколачивал команду для путешествия на каяках по одной индонезийской реке. Около ста миль по воде, несколько водопадов… Темпест будет единственной женщиной в команде из шести человек; с четырьмя из них она плавала раньше, доверяла им, как самой себе, и знала, что они ей доверяют. Но какая разница? Путешествие опасно, гораздо опаснее, чем все ее прежние авантюры. Еще три месяца назад Темпест бы, не колеблясь, ответила: «Да». Но теперь… Да, ей хотелось поехать. Но, как ни удивительно, так же сильно хотелось и остаться.
Почему она не сказала Страйкеру? Ведь он обещал ей свободу. Конечно, ему эта затея не понравится: но он дал слово, что не станет ее удерживать. А Страйкер всегда держит слово.
В чем же дело? Почему она не может рассказать все Страйкеру, собрать вещи и улететь в Индонезию? Ему не придется ни о чем беспокоиться. Как и она, он богат, свободен и волен лететь куда захочет…
Темпест натянула поводья.
— Я должна ему сказать, — произнесла она вслух. — Он любит меня. Он поймет.
Но голос ее вдруг задрожал, а глаза наполнились непрошеными слезами. Да, он поймет и отпустит ее без единого слова — но только потому, что дал обещание. Ее родные всю жизнь только и делали, что шантажировали ее своей любовью. Темпест поклялась, что никогда не будет так поступать сама. Ни с кем. А чем же она теперь занимается?
Страйкер любит ее. Это Темпест знала всей душой, всем сердцем. Он догадывается, что она борется с собой. Он обнимает ее — но не удерживает в объятиях.
Каждую ночь в миг наивысшей страсти Темпест слышит его слова, снова и снова подтверждающие, что она свободна. Он молчит — и Темпест уверена, что ей все позволено. Но чем заплатит за ее свободу Страйкер? Неважно, поедет он с ней или нет; он будет изнывать от тревоги и страха. Получается, что Темпест поймала его в ловушку любви?
Что же ей делать? Остаться — нет сил. Уехать, ринуться навстречу мечте — значит обречь любимого на ад одиночества и тревог.
Слезы покатились по ее лицу, оставляя влажные дорожки. В первый раз в жизни Темпест судила себя, судила сурово и беспощадно. Что же ей делать? — спрашивала она себя снова и снова — и не находила ответа.
Утерев слезы тыльной стороной ладони, Темпест повернула коня к дому.
Может быть, лучше не насиловать себя и уехать. Но быть с ним честной. Объяснить, почему она уезжает и чего ей это стоит. Ему от этого едва ли станет легче — но, по крайней мере, он поймет, что Темпест хотела бы разделить с ним эту ношу.
Темпест медленно ехала к дому, и в мозгу ее теснились воспоминания. Волнующие приключения, чудом преодоленные опасности, друзья, обретенные и вновь потерянные, семья с ее обещаниями любви — если только Темпест станет другой… И все тщетно. Что она получила взамен? Хорошо, если несколько часов полной жизни… Но что такое эта «полная жизнь», как не забвение? Бездумное, бесполезное… Как наркотик. Темпест пристрастилась к нему и теперь переживает мучительную «ломку».
Темпест отвела жеребца в конюшню и, едва передвигая ноги, побрела в кабинет к мужу. Сейчас ей было тяжело, как никогда.
Страйкер поднял глаза и прочел на ее лице решение. Ничем не выдав своих чувств, он лениво откинулся в кресле.
— Хорошо покаталась?
Темпест села, не отрывая от него глаз.
— Мне все обрыдло, — глухо произнесла она, не скрывая горечи. — Но я все равно тебя люблю.
Сердце Страйкера мучительно сжалось — такую боль почувствовал он в ее голосе и в затравленном взгляде. Как хотелось ему сжать ее в объятиях и сделать все, чтобы она улыбнулась вновь!
— Расскажи мне, что случилось, — тихо попросил он.
Темпест опустила глаза. Мягкость Страйкера ранила ее в самое сердце; сейчас Темпест была отвратительна самой себе.
— Не надо меня щадить. Я этого не заслужила. — Она набрала воздуху в грудь. — Страйкер, я уезжаю. Видит бог, я не хочу этого. Я долго боролась с собой. Больше не могу.
