— Плакался тут, — усмехается Муромцев. — Говорит, что его тоже надо понять, мол, сделал это из любви к тебе, Катерина. Я чуть слезу не пустил. Каков подлец! Ты уж скажи ему, что обручена, а то как бы еще чего не выкинул по большой любви.
Я подпрыгиваю от радости, Жене достается дополнительный поцелуй, мы садимся в машину и едем домой к Муромцеву.
— Ох, зачитался я, — говорит он, открывая нам дверь. — Это настоящий клад. Материал для целой книги. Даже не знаю, стоит ли растаскивать на статьи. Думай сама, наследство твое, следовательно, тебе и решать.
Я прижимаю ценные записи к груди, мне самой не терпится узнать, что скрывают непрочитанные страницы. Надо поскорее обрадовать бабушку. У мамы тоже гора с плеч, она сильно напереживалась. Мы с ней решаем: именно она будет писать книгу. Как только мы с Женей окончательно разберемся в дневниках, я передам их маме, и она начнет работать над романом, описывать счастливую и горькую историю любви своих родителей, смеяться вместе с ними и плакать — не над вымыслом, а над самой настоящей правдой.
1944 год
Четвертая военная навигация началась рано, в марте. После снятия блокады флотилия главным образом выполняла боевые задачи по взаимодействию с флангами армий, развивавших наступление на побережье Ладоги. Для подготовки решающего удара сухопутных войск весной корабли выходили в озеро с заданиями, цель которых была выявлять наличие батарей по берегам, скопления живой силы и определять позиции противника. В то время как тральщики были заняты очисткой верховьев Невы от мин, малые «морские охотники» и бронекатера, канонерские лодки обстреливали укрепления врага в районе Видлицы, Габанова, Гумбариц, Андрусовой губы, определяя тем самым количество вражеских батарей и калибр орудий, при этом нередко наносили ощутимый урон противнику. Так было, когда «морские охотники» обстреляли поселок Лошийоки, бронекатера — Видлицу.
Алексей так до конца и не оправился после гибели Ариадны. Настя при встречах с ним чувствовала, что он томится на суше. В море ему существовать было легче. Среди погонь, стрельбы, команд, тактических решений воспоминаниям не было места. Едва ступив на корабль, он срастался с ним, становился морским охотником, внимательным, беспощадным, и тогда «полный вперед!», ревут моторы, впереди враг, цель, бой, грохот пушек, треск ДШК, схватка не на жизнь, а на смерть — ради жизни, ради любви…
В мир снова пришла весна. Из обожженных воронок потянулись к солнцу нежные лесные цветы, паучки взялись плести серебряную сеть, прорастала малахитовая трава на безмолвных могилах; на утренней заре нерпа блаженно полоскалась в малиновой воде, а в тенистой чаще бродила медведица с медвежатами-первогодками.
В середине июня Настя почувствовала недомогание, на которое поначалу не обратила внимания, но приступы дурноты стали повторяться регулярно и вынудили ее обратиться к врачу. Вернувшись из медицинского отделения Осиновецкой военно-морской базы, она села и погрузилась в противоречивые размышления. Вести с фронтов поступали обнадеживающие: Красная армия освобождала один район за другим, но до конца войны, видимо, было еще далеко. Конечно, для Насти было счастьем иметь ребенка от человека, которого она любила с такой силой, что сама пугалась своего чувства. Сейчас он был рядом, пусть редко, урывками, чаще всего приходил истерзанный, забрызганный грязью с ног до головы и до того уставший, что засыпал, не успев раздеться, но главным для нее было сознание того, что она увидит его завтра, через два дня, через пять. Можно пока не говорить ему о беременности, но, как только положение ее станет заметно, Вазген отправит жену в глубокий тыл, в этом не было сомнения, и тогда неизвестно, как скоро они смогут увидеться. От этой мысли ее пробрала дрожь, и тошнота снова подкатила к горлу.
Вазген обладал удивительной способностью появляться в самые неподходящие моменты. Он вошел быстрой походкой, с оживленным блеском в глазах и с ходу накинулся на жену с поцелуями. Она не могла ему отвечать и одеревенела от усилия сдержать тошноту.
— Что это? Ты мне не рада?! — воскликнул он. — Холодна и бела, как мраморная статуя. — Он вгляделся в нее, и улыбка его погасла. — Да ты и впрямь белее снега. Заболела! Так я и знал! Когда ты будешь слушаться мужа? Говорил тебе, одевайся теплее, не возись подолгу с холодной водой.
Он тут же заторопился к врачу, она пыталась его удержать, что-то объяснить, но муж не хотел ее слушать, пока Настя не проговорилась, что уже прошла обследование в госпитале. Тут он встревожился по-настоящему, потребовал от нее отчета. Настя в свою очередь потребовала от него клятвы, что он не отправит ее в тыл, иначе она рта не раскроет.
Он удивился: зачем ему отсылать жену в тыл, когда можно положить ее на лечение в госпиталь к опытным врачам, которым он всецело доверял.
— Нет, поклянись! — настаивала она. — Самыми страшными клятвами поклянись!
— Настя, ты пугаешь меня! Ну, хорошо, хорошо. Даю слово офицера, что никуда тебя не отпущу!
Настя прижалась к нему и сказала на ухо:
— У нас будет ребенок.
Он настолько обрадовался, что ей стало совестно своей попытки утаить правду. Настя очутилась в эпицентре ураганного восторга, из которого вышла без потерь, но изрядно помятой и растрепанной. Супруг же невероятно возгордился:
— Настюха, умница моя, ты только подумай, мы с тобой сотворили новую жизнь!
Я чувствую себя чуть ли не Богом. До чего это необычное и прекрасное чувство! Наш ребенок! Надо сказать Алеше… Нет, Алеше, пожалуй, говорить пока нельзя. Это напомнит ему об Ариадне. Проклятая война! Порадоваться не даст. Скажем позже, месяца через два, три… Не могу в себя прийти. Иди ко мне, моя прелесть!
— Вазген! Если ты не прекратишь так зверски меня тискать, то никакого ребенка у нас не будет!
— Ухожу, ухожу. Я заскочил на минутку — тебя повидать. Работы много. Жди, Настенька, назревают большие события. И береги себя.
В главном штабе флотилии шла подготовка к участию в Свирско-Петрозаводской наступательной операции. Цель ее была — очистить от врага Южную Карелию. Флотилии предстояло высадить десант в количестве четырех тысяч бойцов и командиров 70-й бригады морской пехоты в тыл олонецкой группировки противника и удерживать захваченный плацдарм до подхода частей Красной армии.
Финны стянули в район между Онежским и Ладожским озерами более ста тысяч солдат и офицеров, около трехсот орудий и шестисот минометов. Морской десант должен был перерезать тыловые коммуникации противника — железную дорогу и шоссе, проходящие вдоль восточного побережья, — чтобы лишить его возможности маневрировать войсками и техникой, перебрасывать резервы к линии фронта или отступать. 7-й и 32-й армиям предстояло форсировать реку Свирь и развернуть наступление вдоль восточного побережья в северном направлении при поддержке кораблей Ладожской и Онежской военных флотилий, фронтовой и флотской авиации.
