Кобаси, понурившись, молчал.
– Ханадзё не простая смертная. Она – актриса. Звезда. За ней следят миллионы любопытных глаз. Следовало ожидать, что репортеры так просто не успокоятся.
– Возможно. Только… Раз это так существенно, почему же вы не предупредили меня?
– О чем?
– Что у нее «аппендицит». Если бы я хоть краем уха слышал про такую версию…
Наоэ, не оборачиваясь, перешел к другому концу подоконника.
– Даже медсестрам сказали. А мне ни слова! Разве бы я проболтался?!
Наоэ наконец оглянулся и посмотрел Кобаси в глаза.
– Ты отдаешь себе отчет в том, что ты врач?
– Конечно.
– Ты не девчонка-практикантка и не сиделка, а врач. Понимаешь – врач! Тебе доверены тайны больного. Неужели ты сам не в состоянии сообразить, что можно, а что нельзя говорить?
– Я… э-э…
– В этом, между прочим, тоже специфика нашей профессии.
– Согласен. – Кобаси наконец обрел дар речи. – Но так опекать больную лишь потому, что она звезда, по-моему, неверно.
– Ты не прав.
– В чем же?
– Не в том дело, больной звезда или заурядный человек. Врач обязан охранять тайны всех больных в равной мере. Мне не хочется повторять тебе прописные истины, но… – Наоэ отошел от окна и сел на стул перед Кобаси. – Тебе случалось когда-нибудь читать «Закон о врачах»?
Кобаси растерянно наморщил лоб. По правде говоря, он только слышал об этом документе, но держать его в руках ему не доводилось.
– В университетах профессора и врачи интересуются только научными статьями и исследованиями, а в «Закон о врачах» или в «Закон о страховании на случай болезни» даже не заглянут. Ведь и ты не читал?
Наоэ попал в точку. Кобаси смущенно спрятал глаза.
– Охрана тайны больного – основа основ этого «Закона».
Кобаси нечего было возразить, но так быстро складывать оружие было не в его привычках. В принципе Наоэ прав. Но речь-то идет о какой-то девчонке, которой едва-едва исполнилось двадцать. Ну и что с того, что она довольно мило распевает песенки? Значит, уже звезда?.. Может, врачебная тайна и в самом деле важна, но столько шуму из-за какой-то певички? Кобаси еле сдерживал раздражение.
– В общем так, – сухо сказал Наоэ. – Впредь, кто бы ни спрашивал тебя о Ханадзё, будь осторожней.
– Ясно. – Кобаси был уже по горло сыт всей этой историей.
– А про статью скажем, что репортер, вероятно, сам что-то пронюхал и пытался вытянуть из тебя пикантные подробности, а ты дал уклончивый ответ.
– Неужели из-за такой чепухи и в самом деле могут возникнуть какие-то проблемы? – не выдержал Кобаси.
– В «Ориентал» лечится много знаменитостей. Если поползут слухи, что врачи клиники не умеют держать язык за зубами, все больные разбегутся.
– Это так важно – знаменитости?
– Они занимают самые дорогие палаты. А таких палат в клинике большинство. Следовательно, знаменитости – наши самые желанные гости.
– Я противник подобной сегрегации. – В глазах Кобаси заплясали злые огоньки. – Мне отвратителен дух наживы, который насаждает в клинике главный врач!
Наоэ придвинул к себе стоявшую на середине стола пепельницу и стряхнул в нее пепел.
– Кое в чем ты не прав. Главный врач действительно стремится увеличить доходы, но не он повинен в существовании подобной системы.
– Это почему же? Разве не он приказал большую часть палат превратить в люксы?!
– Он. Но одного его желания было бы недостаточно.
– То есть?
– Предложение рождается спросом. На палаты люкс существует спрос. Есть люди, готовые, не раздумывая, платить по пятнадцать тысяч в день за палату лучше, чем у других.
Кобаси не нашелся что ответить.
– Когда профессора в университетских клиниках берут деньги, которые больные суют им в конвертах, в этом прежде всего повинны сами больные, готовые заплатить любую сумму, чтобы попасть на прием к «светилу». Так что и в этом случае виноваты обе стороны.
– О профессорах я судить не могу.
– Это потому, что ты пока – пустое место. Мелко плаваешь – откуда тебе знать?
У Кобаси от возмущения перехватило горло.
– Значит, и вы, когда работали в университете…
– И я, – весело признался Наоэ. – Давали – брал.
Зажав в зубах сигарету, он рассмеялся.
– А… если вы не получали за операцию дополнительный «гонорар»?
– Тоже особо не горевал. Наоэ выпустил дым.
– Все-таки какая несправедливость! Везде деньги, одни деньги. Только они помогают попасть к первоклассному врачу, в первоклассную палату, получить первоклассное лечение.
– Ай-я-яй, – усмехнулся Наоэ.
– Разве я не прав? Бедняк или богач – их жизнь имеет одинаковую ценность. Разве можно лечить людей по-разному только потому, что у одного есть деньги, а у другого нет? Средневековье какое-то, Мэйдзи[15] или Эдо.[16] Даже хуже!
– Ну уж это ты хватил… Незачем так углубляться в историю. Даже до недавнего времени, скажем в начале Сёва,[17] бедняк не привередничал: хороший врач или плохой. У него вообще не было никакого врача. Хорошо, если врач приходил к нему хотя бы раз в жизни – перед смертью. Теперь все иначе.
Кобаси обескураженно молчал.
– Видишь, для тебя проблема заключается не просто в том, лечат или не лечат больного. Тебя волнует уже другое: лучше или хуже врач, лучше или хуже палата. Ты хочешь, чтобы больного окружал комфорт. То есть тебя беспокоит качество медицинского обслуживания.
– Верно.
– Правда, у нас еще остались деревни, где не налажена медицинская помощь, но если исключить отдельные случаи, то, в общем, в современной Японии к врачу может попасть каждый.
– Только к какому?..
– Совершенно верно. Безусловно, далеко не одно и то же, когда тебя лечит опытный врач или зеленый юнец, только что закончивший университет. Но страховка таких нюансов уже не предусматривает.
– Значит, и лечение в этих случаях будет отличаться?
– Естественно.
Наоэ сидел боком к окну, и проникавший сквозь стекло свет освещал только правую половину его лица.
– Гарантирован лишь необходимый минимум. Все остальное зависит от больного. Тот, у кого есть деньги, лежит в люксе и лечится у профессора, тем, у кого денег нет, приходится довольствоваться общей палатой и врачом вроде тебя.
Кобаси нервно дернулся.
– Одежда, пища, жилье – только если у тебя есть деньги, ты можешь рассчитывать на хорошее качество, и ничего тут не изменишь. Наше общество – общество капитала.
– А я считаю, когда речь идет о человеческой жизни, условия должны быть равны для всех.
– Равны?.. – Наоэ презрительно скривил губы. – Ты предлагаешь уравнять того, кто с юности трудился не покладая рук, с тем, который пьянствует и прожигает жизнь?
