целовать до скончания веков.
Что бы я не чувствовал, как бы меня не рвало на куски, до какой бы стадии шизы я не доходил, причинить Чарушиной вред я не способен.
Моя Маринка… Моя.
Опуская руки, отступаю на шаг назад.
«В марте у нас родится ребенок…»
– Ты, мать твою, представляешь, что ты натворила?! – рявкаю в попытке выплеснуть какую-то часть убийственных эмоций.
– Я натворила?! В одиночку, что ли? – кричит она в ответ.
– Я давал тебе таблетки, Марин, – напираю не менее агрессивно. Но вместе с тем чувствую, что пока разговариваю с ней, ощущение вселенского пиздеца притухает. Мне нужно это облегчение, чтобы сделать передышку, иначе разорвет. – Почему ты не сказала мне, что таблетки не сработали? Ты же уверяла, что менстряк прошел! Я решил, что все нормально! А теперь что? У тебя десять недель!
Озвучиваю этот факт, и с новой силой накрывает.
Мать вашу… Нет!
– Я сама думала, что все нормально! Не ждала кровотечения, потому что выблевала я твою таблетку, Дань… Да! Вот так! Теперь ты знаешь, – вздыхая, опускает взгляд.
По тому, как дергаются плечи Чарушиной, понимаю, что она плачет. Но полноценно сосредоточиться на этом я не в состоянии. Слишком глубоко в собственных эмоциях увязаю.
– На хрена, Марин? Это тоже входило в твой план? Ты хотела залететь от меня? – выдаю самые очевидные предположения.
Маринку же эти вопросы встряхивают, будто удары тока.
– Нет! Все свои пункты я тебе уже озвучила. Залета в моем плане не было! Ты совсем идиот, что ли, такое задвигать?! Как ты бесишь со своим раздутым самомнением! Охреневший просто! Я не собиралась от тебя беременеть, ясно?! Не сейчас… – верещит так громко, что голос срывается.
Вижу, что не врет. Но мой разъебанный мозг не вывозит никаких других идей.
– Зачем тогда? Объясни!
– Я была девственницей, Дань! Я просто не верила, что беременность без проникновения возможна. Нет, я, конечно, слышала, что где-то такое происходит, но чтобы с нами… Мне казалось, что это исключительно твоя паранойя. А я не хотела из-за нее травиться гормонами. Слышала от девчонок, какие потом последствия…
– Марина, блядь… – выдыхаю я, ощущая, как эмоции закручивают нас обоих в водоворот. – Ты в курсе, где находится вход в твое влагалище?
– Ну…
– Я кончил у самого края. Конечно, беременность, мать твою, возможна!
– И смысл сейчас орать на меня? Вот смысл, Дань?! Это уже случилось! Да, я от тебя беременная! Просто прими этот факт, и покончим со всем этим дерьмом! Потому что больше я от тебя ничего не жду, ясно?! Мне ничего от тебя не нужно! Буду даже рада, когда ты оставишь меня в покое! Пф-ф! Наконец-то!
Что-то задевает в ее словах. Но что именно, я понять не могу, потому как в следующую секунду Маринка от меня отворачивается.
Что значит, ей от меня ничего не нужно? Что значит, оставить в покое?
– Куда ты уходишь? – ловлю ее запястье. – Мы возвращаемся домой. Нужно решить вопрос, пока не поздно.
– Что?! Ты серьезно?
Сам не знаю.
Не соображаю, как именно собираюсь «решить вопрос». Просто не могу бездействовать.
– Я предупреждал, что дети – это недопустимо.
Ну, предупреждал, и что?
Что я сделаю, если ребенок уже есть? Что?!
Это же Чарушина… Моя Чарушина…
– Я никуда не поеду… Никуда не поеду, Дань… – мотая головой, в панике одно и то же талдычит. – Никуда не поеду!!!
– Черт… Марина, у тебя истерика.
– Конечно, у меня истерика! А как иначе? Пошел ты со своими загонами!!! – проорав это, Чарушина выдергивает руку и лупит меня ладонями в грудь. – Это я тебя убью, если ты посмеешь еще хоть раз намекнуть мне на аборт! Я не одна из твоих блядей, за которых ты можешь единолично принимать решения!
– Конечно, нет. Мои бляди были умнее. До тебя никто не беременел.
– Ах ты… – задыхается. – Вали на хрен, сказала!!! Бездушная сволочь! – срывается на слезы. Я машинально шагаю и предпринимаю попытку обнять. Но ее это только больше злит. – Ненавижу тебя! Как я тебя ненавижу!!! – снова мне прилетает в грудь. Будто изнутри там мало бомбит. – Не смей ко мне прикасаться! Ясно тебе?! Никогда!
– Марина, стой… Стой же! – приходится дернуть грубее, когда отталкивает. Прижимаясь лбом к ее переносице, не позволяю отойти. – Я тебя изо всех сил… Изо всех сил тебя люблю, понимаешь?! Но ребенок – это выше… Выше моих сил, Марин…
Трясет, пока выдаю. Ее – пока принимает.
Вижу, как ее расстраивает мое признание. Буквально размазывает.
– Мне плевать, Дань! Я сама со всем справлюсь. Без тебя.
У меня есть некоторое понимание, что такое здоровые отношения. Знаю, что так, как у нас происходит, быть не должно.
Но как это остановить и исправить, если она постоянно убегает?
Может, у меня и раздутое эго, которое временами перекрывает мне дыхалку, не позволяя сказать что-то важное, но когда Маринка уходит, никакая гордость не заставит меня стоять на месте. Она ни хрена не ориентируется на местности. Не хватало, чтобы заблудилась и таскалась по острову всю ночь.
И что по итогу?
Едва мы оказываемся в хижине, Чарушина подхватывает мой неразобранный чемодан, выкатывает его за порог и красноречиво указывает мне дорогу на хрен.
– Гонишь, Марин? – не скрываю удивления. И новой вспышки ярости тоже: – Приди в себя уже!
– Сам приди!
– Марина…
– Пошел вон, сказала!
– И куда мне, блядь, по-твоему, идти?! Мы на необитаемом острове! Здесь только один дом!
– И что? – отражает Маринка, не дрогнув. Скрещивая руки на груди, лишь безразлично пожимает плечами. – На пляже есть отличное спальное место.
Промораживаю ее взглядом, мол: «Ты че, совсем долбанулась?». Вслух ничего такого не озвучиваю, потому что… Ну ее на хрен!
– Я не буду там спать.
– Хочешь, чтобы там спала я?
Твою мать… Что за суки эти бабы?
Стискиваю челюсти настолько, что зубы скрипят. Яростно цежу ноздрями воздух.
Вдох-выдох. Ни хрена не работает.
– Лады, Марин. Твоя взяла, – выталкиваю якобы спокойно, голос аж трещит. – Я уйду. А завтра уеду. Останешься на острове одна?
– Останусь! Не прерывать же мне из-за какого-то мудачилы отдых!
– Что ж, блядь… Твое право!
– Конечно, мое!
– Наслаждайся!
