но сейчас оно не давит, даже наоборот. Я прячу улыбку, потому что вижу разницу: этот Бессонов кажется мне мягче во всех смыслах, добрее. Его плечи расслаблены, он очень плавно управляет автомобилем, не превышает скорость и никуда не спешит. Складка между бровей разгладилась, он то и дело ухмыляется чему-то себе под нос, но не озвучивает. Идеальные волосы в полном беспорядке, и это с ними сделала я — от мысли тут же кусаю губу, и он меня ловит. Щурит глаза и самую малость качает головой. Хотела бы я знать, что у него на уме. Догадываюсь, но все равно хотела бы прочитать текстовую расшифровку.
Он переводит взгляд обратно на дорогу и мигающие поутру желтые светофоры, пальцами зачесывает назад растрепанную челку, которая лезет в глаза, чешет затылок и проводит по «судьбе» за ухом. А я невольно задумываюсь о том, что не видела на его теле «любви». Разум, чувства, семья, спорт, жизнь, свобода — чего там только нет. Неужели он никогда не любил так сильно, чтобы оставить черно-белый след на той же груди? Чем любовь хуже спорта?
Когда я замечаю знакомый указатель, то даже немного расстраиваюсь. Ехала бы и ехала с ним навстречу рассвету и ни слова не говорила. Словами мы раним друг друга, в касаниях мы честнее. Между нами замешано гораздо больше, чем простая ненависть. Слишком многое.
Ян, кажется, чувствует, что разглядываю его, снова косится, а я опускаю глаза ниже и не могу оторваться от мятых мест на футболке — там, где я сжимала ее пальцами. Снова хочу сделать так, снова хочу ощутить его кожу. Не хочу, чтобы это был конец, я не готова. Теперь, когда я точно знаю, что не обожгусь, если дотронусь до него, это хочется делать постоянно.
— Можем пойти ко мне, — говорит Бессонов, паркуясь перед домом.
— З-зачем? — Я прямо со стороны вижу, как вытягивается мое лицо.
— Корриду смотреть, — он закатывает глаза, а я тяжело сглатываю комок страха, застрявший в горле. Остыв, я прекрасно понимаю, чем могут закончиться наши догонялки. Без тумана в голове все становится куда сложнее. — У меня есть вчерашняя пицца и пиво. Тебе, кажется, нравится пиво.
Он намекает на вечеринку с бирпонгом? Едкий сарказм разъедает всю мою уверенность, но я пытаюсь отбивать подачи.
— Не нравится. Терпеть его не могу.
— Противоречие. В каждом. Слове.
А теперь он намекает на себя, что ли?
— Кто бы говорил.
Магия слишком быстро испаряется, и я тянусь к ручке. Но Ян резким выпадом накрывает мою ладонь на двери.
— Да погоди ты, — он сжимает мои пальцы своими и подносит те к губам, чтобы поцеловать запястье. — Это юмор. Неудачная шутка.
— А, по-моему, это ревность, — вскинув подбородок, с вызовом бросаю Бессонову.
Но ему и не нужно отвечать, все легко читается огнем в глазах. И Ян намеренно медлит, подбираясь к моим губам, а я напряжена до предела.
— Не кусайся, — уже проникая языком мне в рот, просит он, втягивает мою нижнюю губу и облизывает верхнюю.
Бессонов с каким-то утробным рычанием кладет ладонь на мой затылок и заставляет тянуться за ним через коробку передач, которая упирается мне в ребро. И снова его губы везде — щеки, подбородок, шея. А я смотрю на глухой потолок машины и вижу чертовы звезды, фейерверки и парад комет.
Ненавижу! Как же я его ненавижу за то, что он так действует на меня. Я забываю нормальные слова и выдаю только серию каких-то несвязных звуков. Грудь тяжелеет, соски упираются в чашки лифа, низ живота сводит, а между ног сокращаются мышцы. Тело слишком хорошо помнит крышесносный оргазм в душе. Помнит и ждет, хочет еще, и вот казалось бы — скажи только да…
— Пойдем ко мне, — убеждает меня Ян, — пойдем… ты же хочешь меня…
Он внушает мне то, что я и без него знаю.
— Пойдем, — шепчет таким обольщающим (или совращающим) голосом между поцелуями, покусывая ухо. — Тебе понравится… ты же хочешь… ты хочешь?
А вот это уже вопрос.
— Я… я не знаю. — И это честно, потому что я очень хочу Яна, но совсем не желаю последствий. А они будут, без сомнения будут.
Бессонов застывает, отпускает мои губы. Упирается лбом в мой лоб и, прикрыв глаза, громко выдыхает через нос.
— Чего ты боишься? Если мы все выяснили, — на каждом слове он касается моего лица губами.
— Всего. И тебя.
Он садится ровно, откидывается затылком на подголовник и трет переносицу. Я ожидаю, что скажет мне что-то, и не самое приятное, но Ян молчит. А мне тяжело выносить эту гнетущую тишину. Я накрываю горящие щеки ладонями и собираюсь с мыслями.
— Я пойду, — начинаю снимать куртку, которую мне одолжил, но он тормозит меня.
— Оставь. Отдашь потом. — Потом? — Ты знаешь, где меня искать.
И Ян подмигивает мне. Без злости или яда. А я киваю и бегу из машины прочь, пока мы не начали снова спорить. Не хочу портить момент. Мне не хочется уходить, но остаться я не готова. Наверное. Я не знаю — честно ответила ему.
За двенадцать шагов до крыльца я ни разу не оборачиваюсь, хотя слышу хлопок двери — Бессонов явно вышел из машины и смотрит вслед. Терплю, кусаю щеку изнутри, но не оборачиваюсь, потому что боюсь передумать. Дрожащими руками не сразу попадаю ключом в замок, прячусь в доме и, только заперев дверь, несколько раз бьюсь затылком об нее. Как же все сложно! Трогаю губы, которые горят адским пламенем, и улыбаюсь. Как же хорошо…
— Задержали на работе? — неожиданно раздается мамин голос из кухни, и я резко вздрагиваю. Она сидит у окна и пьет травяной чай, что часто заваривала себе, когда ее мучала бессонница.
— Почему не спишь? — задаю встречный вопрос и снимаю куртку, на которую мама внимательно смотрит.
— Не спалось.
— А вот я умираю, как хочу спать, — бросаю и уношу ноги от мамы. Она видит меня насквозь.
— Только не говори потом, что я тебя не предупреждала, — доносится из-за спины.
Не скажу.
Мика
Whereisnancy — I Feel Like I’m Drowning
Шесть-семь утра. Настенные часы ритмично отстукивают секунды. Я ворочаюсь с одного бока на другой, смотрю в
