было в этих объятиях ничего, что говорило бы о его симпатии ко мне. Все, как в прежние славные времена. Что ж, тем лучше для нас обоих.
Позже, когда я привела себя в порядок, банки разложила, да и гостю комнату выделила (свою причем), сама буду почивать в родительской, мы сидели на кухне и гоняли чаи. Петька без устану нахваливал мой пирог. Мне вчера что-то в голову стукнуло, и я давай печь. Не знаю, ждала ли кого… Или просто так, от нечего делать.
— Ты, Варька, не подумай. Я тебя стеснять не буду. Так, на пару деньков перекантоваться. Дел выше крыши. Я только вечерком приду, ночь переночую и с утра меня, как ветром сдуло!
И все же гадость я редкостная! Петька ведь со всей душой. Вот, банки мне притаранил. Некоторые закрытые, а некоторые еще придется закрывать, но то дело нехитрое. Сил своих не пожалел, сам гостинцы привез, а я только и могла что нос свой неблагодарный воротить.
— Петька, даже не думай! — пригрозила пальцем. — Чтоб высыпался у меня. И куда ж я тебя без завтрака отпущу-то?! Ишь чего удумал! Ключик — знаешь где, чай, не первый раз у меня.
— Спасибо тебе, Варюш.
— Да, не за что, — пробормотала, и глянула на время, а та-ам…
— Господи, я опаздываю! — подорвалась. — Так, Петь, дверь закроешь, а я побежала. У меня через двадцать минут пара начинается, а я тут лясы точу. Если что, набирай!
И упорхнула в родную альма-матер. На пару все-таки опоздала. Да еще и к этой грымзе Весслаковой. Выслушала лекцию о своей несерьезности, а затем принялась грызть гранит науки.
* * *
— Вот же, гаденыш! — топнула ногой Дунька, не сдержавшись. — Вы посмотрите-ка, как хвост свой кабельный задрал! — прошипела с ненавистью, смотря в сторону.
От столь грозного тона, что у нашей Дунечки прорывался крайне редко, мы все застыли истуканами. Подруга застала нас врасплох. Переглянулись, пожали плечами и посмотрели на причину испоганившегося настроения Бобрич.
Белов, кто бы сомневался, стоял около двери в кабинет. Белозубо улыбался какой-то девице. Нельзя сказать что заигрывал, не во вкусе такие ботаны у таких фраеров, как Белов…
Та что-то заикаясь щебетала, едва ли не свернувшись в три погибели, так заинтересованно пялясь в пол.
Очечки поправила, а после, потянувшись к сумке на плече, достала оттуда несколько тетрадей и боязливо протянула поганцу. Тот их беспардонно вырвал, шустро пролистал, что-то посмотрел на обложке и с довольной харей покивал головой. Должно быть, его величеству угодили!
Девушка плечики опустила и намылилась уже бежать, как Герман схватил её за рюкзак. Достал из кармана куртки несколько завидных и отнюдь недешевых шоколадок и похлопал по плечу.
— А-а-а, так это Наташка Стрельцова, — осведомила нас Фролова. Она была всегда в курсе всех событий. Наш маленький справочник и почтовый голубь. — Она староста группы у Белова. Заучка, каких поискать, — сморщилась, — на красный диплом поговаривают идет!
— И что же эта заучка возле Германа трется?
У Аиды Бобрич не было врагов. В самом деле, как у этого светловолосого ангелочка могли быть ненавистники? Она же прелесть! Однако то, как ее глаза швыряли молнии в Стрельцову, говорило о том, что и у нашей святой простоты порой просыпались дьяволята.
— Дунь, ты чего?
Девчушка, будто очнувшись, ойкнула. Видать, ослепила жгучая ревность. Застелила глаза пеленой ярости, вот и не сдержала знойного норова. Подобную вольность, на моей памяти, Бобрич позволяла себе всего несколько раз. Зачастую она держала маску невозмутимости и некой отрешенности, а нынче что так заставило вздуриться ее нутро?!
— Ничего, — пискнула. — И вообще, мне на него все равно! Плевала я на этого Белова с высокой колокольни!
— А вот плевать на меня, Бобр, не надо, — вдруг откуда не возьмись, нарисовалась физиономия Германа из-за плеча Дуньки.
Кажется, Бобрич сейчас дуба даст. Побелела, покраснела, а сама и шелохнуться боялась.
— Че застыла? — ущипнул ее за бок этот охламон вездесущий.
— Ничего! — отскочила от него, как от прокаженного. — Мы про тебя не говорили, — упрямо отрезала эта врунишка, а у самой-то глазки забегали, — это вообще про другого Белова… — запнулась, когда он изогнул бровь и поджала губы.
— Ну да, Дусь, тут же этих Беловых не пропихнешься! Ей, Беловы, отзовитесь! — крикнул на весь холл, а мы между тем закатили глаза. Вот это привычный Герман. Задира каких еще поискать, а не тот, что был на парковке. — Чет как-то молчат, — постучал пальцем по подбородку, — так может все же про меня сплетничали?
— Нет!
— Признайся, Бобр, — сделал шаг на нее, — может, я тебе еще и снюсь? — поиграл бровями.
— Не строй иллюзий, Белов, — вместо Дуньки ответила Фролова. И пусть это было против правил, однако Бобрич уже едва стояла на своих двух.
Хмыкнув, Герман дернул Дуньку за косу, сказал:
— Не умеешь врать не берись!
И потопал, а девица наша краснощекая прислонилась к стене лбом, что-то невнятно ворча.
* * *
Дом сегодня не встретил меня тишиной. Вместо этого он встретил меня отборным хорошеньким таким матом, который еще в коридоре заставил меня скривиться и поежится.
Раздевшись и разувшись, прошла в комнату и обомлела.
— Ну давай-же закручивайся, хреновина!
«Хреновиной» Петька называл ручку на двери балкона, что в данный момент прикручивал. Однако та почему-то не поддавалась.
— Есть! — радостно вскрикнул.
Быстренько что-то подкрутил, замком туды-сюды покрутил, ручку подергал и отошел, любуясь проделанной работой.
Я же не могла оторвать очей от этого дива-дивного! Это что же у меня дверь теперь на балкон закрывается? И продувать не будет? Лазить, конечно, всякие смазливые Морозовы тоже не будут, но пусть лучше красивый через дверь заходит.
— Варька, едрит мадрит! — повернувшись, подскочил, хватаясь за сердце. — Ты чего так подкрадываешься-то?!
— Ой, — неловко прикусила губу. Так засмотрелась, что и слова не проронила. — Прости!
— Принимай работу! — выпятив грудь колесом, важно изрек.
Подойдя к двери, осторожно, словно боясь что ручка отвалится, потрогала.
— Смелее, — хохотнул Петька.
Подергала, и правда, закрывалась. Ну, Петька, ай да молодец!
— Спасибо тебе!
— Я там еще на кухне в ящике колесико сделал.
За такую работу не то что накормить, а и напоить нужно, но Петька не пьет, поэтому мы обошлись одним ужином. К слову, и тут он свои пять копеек вставил. Не может он, видите ли, без дела сидеть! Поэтому вручив благородному картошку, наказала чистить.
Так борщ и подоспел, а к нему картошечка с курочкой, а там такие ароматы, что мы уже слюнями истеклись, покуда дождались. А затем пошли задушевные беседы, где мы вспоминали наши приключения.
— Не, на дискотеках классно было.
