А дни понеслись, как кони. Да все к обрыву! И каждый день она начинала с мыслью: вот сегодня надо все решить. А что, собственно, решить? И почему она должна что-то решать, если такие вопросы должен решать исключительно мужчина? Им, им, этим чудовищам, у которых в голове футбол, секс и рок-н-ролл, – да, и еще водка, что тоже немаловажно! – почему-то именно им природа отдала это право – выбирать женщину, делать ей предложение. Решать, короче, самые главные в жизни вопросы. И только вопрос, рожать или нет ребенка, женщины чаще всего решают самостоятельно. Потому что никто им не мешает принимать это решение. Потому что очень часто того, кто является виновником этого «праздника», к самому торжеству-то уже рядом и нет. Во всяком случае, на российских просторах так происходило и происходит очень часто.
– Марина...
От дерева отделилась фигура. Марина не видела того, кто там стоял, а то бы не пошла этой дорогой. Или вообще бы не вышла из домика. Или вышла бы сразу уж с чемоданом, загрузила его в машину и рванула бы отсюда, покуда в памяти.
Но это можно было и ночью сделать, когда она узнала Пал Палыча, а вернее, Андрея Травина. Кажется, такая фамилия у него была, если память ей не изменяет. Но она поняла, что не сможет уехать отсюда, не поговорив с ним. Вот только не знала, с чего начать. Не спала до утра, слышала, как он ходит под окнами. Если она не ошибается, даже, кажется, слышала тихий стук в переплет деревянной рамы. И это только он мог стучать. Можно было сразу выйти и спросить, как... Как случилось, что он до сих пор жив?! А она об этом ничего не знала!
Но она словно одеревенела и выйти не могла. Сначала сидела за столом, положив голову на руки. Потом, не раздеваясь, прилегла на неразобранную кровать и задремала. А едва рассвело, Марина, как воровка, вышла осторожно из домика и поспешила к морю – проститься.
– Марина... Постой...
Она остановилась, попинала ногой сосновую шишку в ожидании, когда он подойдет. Та подкатилась прямо ему под ноги, он наступил на нее, и шишка с треском сломалась – сухая была, ведь осень...
– Марина, выслушай меня! Пожалуйста... – Голос у Андрея дрогнул, треснул, как под ногой сосновая шишка. – Я часто думал о том, что мы, может быть, когда-нибудь встретимся, и я много раз проигрывал внутри эту встречу и то, что я должен тебе сказать. А сейчас не знаю, с чего и начать.
– Ты изменился.
– Ты тоже. Ты стала взрослая и очень умная.
– Ум-то как разглядел? – Марина хотела улыбнуться, но у нее не получилось.
– Разглядел. – Андрей закурил. – Пойдем хоть в ресторан, что ли, присядем, я кофе сварю.
– Пойдем...
* * *
В ресторане было чисто, тихо и прохладно. На столе у входа топтался голубь, собирая крошки. На полу – еще один. Андрей махнул рукой, голуби нехотя взлетели, тяжело, как два бомбардировщика, и перелетели на перила веранды, где недовольно заворковали.
Андрей ушел за стойку, погремел там посудой, включил кофеварку, и она скоро заплевалась ароматными брызгами. Андрей не отходил от аппарата, хотя вполне мог бы в ожидании, пока кофе варится, начать разговор. Но он молчал, и Марина это молчание расценила так: он не знает, с чего начать, он боится.
Тишина была тягостная, будто между ними висела большая тяжелая веревка, как канат в школьном спортзале. Наконец Андрей разлил кофе по чашкам, принес к столику. Когда снимал чашки с подноса, Марина заметила, что руки у него подрагивают.
«Сколько ему? Тогда было тридцать. Плюс двадцать три. Итого... Неужели пятьдесят три?! Да... Но выглядит хорошо. Спортивный, крепкий, хорошо одет. Вот только что у него с лицом? И совсем седой... А тогда был темненький такой!»
– Марина, ты узнала меня, одна из немногих узнала. А не должна была узнать. Доктор говорил: так изменю, что никто не узнает! И ведь не узнает никто! Тем более я сейчас не Андрей, а Пал Палыч, и не Травин, а Лесников. Вот так, Пал Палыч Лесников... – Андрей замолчал.
Руки его, лежавшие на краю стола, выдавали его волнение. Казалось, что он держится за край стола, чтобы не упасть.
Марина собралась и спросила, пытаясь унять дрожь в голосе:
– Ну что ж, Пал Палыч Лесников, скажи мне: куда ты от меня скрылся? И если хотел скрыться, то зачем сейчас пытаешься что-то объяснить? Ты хотя бы понимаешь, что я тогда пережила?! Зачем? Что за испытание ты придумал? Сначала ты шатался за мной привидением, потом изображал любовь, а потом – утонул! Утонул, чтобы воскреснуть через двадцать три года! Зачем?
Марина не заметила, как перешла на крик, и лишь когда скрипнула дверь, ведущая в подсобку кафе, где ночевала Тоня, Марина замолчала.
Андрей на скрип обернулся, махнул Тоне: мол, сгинь! И она сгинула.
– Марина! Даже преступнику дают возможность сказать последнее слово. И выслушивают его! И я прошу тебя, выслушай! Просто для того, чтобы понять меня.
– Хорошо, говори. – Марина взяла в руки чашку, но руки дрожали, и она осторожно поставила ее на место. В последний момент рука у нее дернулась, и на льняной скатерти расползлось безобразное коричневое пятно.
Марина виновато посмотрела на Андрея.
– Не переживай, Мариш, уберем все...
* * *
Из дневника Марины
«Этот день я вспоминала постоянно. Сначала просто проживала в нем, и только в нем, в этом дне. Потом он стал неотъемлемой частью меня, как рука или нога.
День был обычный в череде дней конца августа, если можно назвать обычным день совершенно необычной для двоих недели, когда каждая минута каждого дня, словно прозрачная капля, капала в сосуд времени, и с каждой каплей места в этом сосуде оставалось все меньше и меньше. Мы не считали ни минут, ни часов; не замечали людей, которые были рядом. Они читали книжки, прячась в тени скалы, ели переспелые розовые помидоры, щедро посыпая срезы солью, играли в карты и в мяч. Люди были шумными. Ладошкой по мячу били гулко, разговаривали громко, даже газетой шуршали оглушительно. Но мы почти ничего не слышали. И никого не видели. У нас была своя жизнь, параллельная. Она проистекала на поляне в старой желтой палатке, которая днем до одури раскалялась на солнце, а ночью остывала, и если бы мы были врозь, то замерзли бы, наверное.
Мы сидели до глубокой ночи у костра, грелись травяным чаем, разговаривали и смотрели на звезды, которые отсюда были ближе. Звезды сыпались с неба, падали в костер, а из костра улетали в небо искры, чтобы стать новыми звездами. У меня кружилась голова от этого звездного круговорота, от близости любимого мужчины, такого взрослого, серьезного.
Мы почти не спали – жаль было времени на сон. Август истекал, заканчивались мои каникулы, а вместе с ними и наше с Андреем счастье. Он ничего не говорил про наше будущее, а я не знала, как его спросить. Ну почему все в отношениях между мужчиной и женщиной всегда решает он?! Если бы он спросил меня: как мы будем жить с тобой дальше, я бы сказала ему, что у меня есть в Питере комнатка, доставшаяся мне от бабушки, маленькая, но уютная. И в ней нам обоим хватит места.
