Пацаны вообще заметно поглупели от такого множества сугробов в человеческий рост и катков прямо на дорогах — ну точно, что в детство по второму кругу впали! Зато в последний день перед самым отъездом девчата на них отыгрались, отплатили той же звонкой монетой: затеяли для прикрытия перестрелку снежками в парке, а там заманили поодиночке каждого из мальчишек в засаду и «намылили» до ушей. Жаль только, вероломный «шкаф» увернулся, позорно дал дёру, аж подошвы засверкали! Ну, еще Петю не удалось повалить, тот стоял не шелохнувшись, как двухметровый дуб–исполин. Расставил пошире ноги, натянул на глаза шапку–ушанку — и всё ему нипочем, будто от кучки комаров лениво отбивается. Вот с этим, ясный пень, так запросто не сладишь, весовая категория не та…
Самое интересное, обращенный в бегство зловредный «шкаф» из параллельного десятого «Б» после возвращения домой Янку больше не задирал, как подменили хлопца. Только уважительно смотрел в коридоре издалека. Никто с тех пор про эту Кнопку не вспоминал, чему Яна Владимировна была несказанно рада… А то придумали, понимаешь, собачье прозвище!
Видя, что Янка не отвечает, Денис решил сменить подход: с чувством прокашлялся и приторно–нежно пропел:
— Яночка!
От этого пируэта она не выдержала и улыбнулась, пришлось обернуться:
— Чего тебе?
— Дай что–нибудь, — Кузьменко пошевелил в воздухе длинными смуглыми пальцами, точно набирая что–то на невидимой клавиатуре. Яна выудила из–под парты сумку, перевернула ее вверх тормашками и энергично потрясла. Посыпались разноцветные ручки (много ручек), различной тупости карандаши, тетради, пара недоеденных шоколадок, мятые рисунки, свежие каштаны, потом фонарик, расческа, помада и, наконец, несколько CD. Юлька наблюдала за всем с живейшим интересом:
— О, смотри, смотри! Женская сумочка.
Денис проворно выхватил из образовавшейся внушительной кучи один диск (Яна не успела рассмотреть, какой) и потащил к магнитофону, что извлекался из шкафа каждую перемену. Он, Кузьменко, уже года два как считается их классным диджеем, вот и старается что есть силы, зарабатывает репутацию. Ни тебе «здрасьте», ни «до свиданья»!
Словно бы в ответ на Янкино молчаливое возмущение, Зая с соседней парты запротестовала в Кузьменковскую щуплую и бесстыжую спину, налегая на украинское раскатистое «г»:
— А-га! Мы ему диск, а он нам что?..
— Зая, жадность тебя погубит! — по–дружески предупредила Юлька. А у Галины батьковны оборвалось терпение: не обращая ни на кого внимания, она крепко схватила Янку за руку и потащила в укромный уголок возле окна, где в прямом смысле припёрла к стене:
— Ну, рассказывай! Я же вижу, что–то случилось!.. — перевела дух и застрочила с новой силой: — Сколько ему лет?
Было ясно, что одним партизанским молчанием здесь не обойдешься, и не мечтай… От Галькиного агрессивного натиска Яна сразу же сдалась: если честно, то новость прямо рвалась наружу, должна же она с кем–нибудь поделиться! (Галька–то ей про своего Андрюшу все уши прожужжала: и такой, и перетакой, и разэтакий!.. Полное совершенство во плоти.) Яна только раскрыла рот, чтобы начать подробнейший рассказ, но тут горластой толпой набежали «свои» девчонки и ни о каком разговоре не могло быть и речи, аудитория не та. Машка без всяких церемоний любовно схватила ее за голову, дурашливо потрепала за уши и прижала к своему плечу — пользуется тем, что самая из их компании высокая:
— Янка–обезьянка!
— Машка–промакашка! Эй, руками не трогать! — Яна весьма удачно выкрутилась у нее из рук и отскочила на безопасное расстояние. (Если честно, то есть еще Юлька–дулька, Алька–палька и Галка–скакалка — ничто другое с Галей не рифмуется.)
Проходящий мимо Стас Капля, неразлучный Кузьменковский друг, ехидно бросил в их с Машей сторону:
— Подумай о своей ориентации!
«Что это он тут околачивается?!» — возмутилась про себя Яна, чувствуя, что закипает изнутри, как электрочайник. Машка покрутила пальцем у виска обидчику вслед, но сказать ничего не успела: подключилась Юлия свет Александровна, задушевным голосом спросила:
— Капля, тебе дурно?..
Продолжения не потребовалось: Капля стушевался и слинял к своему месту, а девчонки еще минуты две смеялись, никак не могли угомониться. Вроде бы вполне благозвучное имя–фамилия — Станислав Капля, — всё чин чином… Но за последние полгода он немало от этой «капли» натерпелся, и положила начало всем страданиям престарелая историчка Римма Георгиевна. Дело было ранней весной, десятый «А» писал обширную контрольную о развитии промышленности в девятнадцатом веке — тема, скажем так, не вдохновляла, а за окном точно в издевательство звенела веселая барабанная капель. Стас, наверно, усиленно болтал с Денисом Кузьменко, потому что историчка вдруг насморочным голосом протрубила, пристально глядя в это заплаканное окно:
— Капля, тебе дурно? Можешь выйти.
С тех пор Капле прямо проходу не дают, никак не могут переключиться на что–нибудь другое. Головой–то Яна отлично понимает, насколько это несправедливо — ну не выбирал же он себе эту каплю! — но и сама частенько не может удержаться от смеха. Вот ей, конечно, повезло, что фамилия досталась вполне нейтральная и даже, как уверяют подруги, красивая — далекий польский прапрадед постарался. (По туманным семейным преданиям, граф Любомир Вишневский, сосланный в начале девятнадцатого века в таврийские степи. Только папа не любит об этом вспоминать, отшучивается: «Ну какие из нас графья! Давным–давно всё смешалось, здоровая рабоче–крестьянская кровь». Стоит лишь вспомнить, что они столько лет прожили в малосемейном общежитии — вчетвером в одной комнате, друг у друга на голове, — и сразу же отпадает всякое желание бахвалиться… Лучше об этом призрачном графстве помалкивать.)
Так вот, про фамилию: могло бы и ей не повезти, получила бы в наследство от какого–нибудь запорожского предка кое–что с народным прононсом — к примеру, Дуля или Штанько! Тогда бы и плакала горючими слезами. На эту тему у Янки есть любимый студенческий прикол про армейскую перекличку:
— Рябошапка!
— Я!
— Перебийнос!
— Я!
— Перелезьчерезплетень!
— Я!
— Не фига ж себе хвамилия…
— Я!..
А дальше и того покруче, самые сливки — она как услышала в первый раз, завалилась под стол от смеха:
— Ну, господа новобранцы, теперь армия — ваша мать, а я ваш отец… Шо? Хто сказал, шо хочет быть сиротой?!..
Янка вслух рассмеялась, девочки на секунду прекратили свою болтовню и покосились на нее с подозрением. Сейчас точно кто–нибудь съязвит: «Тихо сам с собою я веду беседу!» Не ляпнули, сдержались. «Пожалуй, надо с ними поговорить, хватит уже Капле ни за что, ни про что страдать! — в порыве великодушия решила Яна. — Повеселились — и хватит, хорош разрабатывать языки…»
