– Валерий Федорович, у меня встреча затянулась, я уже еду, – крикнула Веткина в трубку.
– Инесса, не волнуйся, не спеши, ты везде успеешь, – Голубенко совсем не сердился на нее.
Валерий Федорович разговаривал с ней ласковым и заботливым голосом, будто они стали родными людьми, нечаянно превратившись в мужа и жену. В брата с сестрой. Скорее они стали как отец с дочерью, нет, эта родственная связь им не подходит. Лучше любовники на первом месяце знакомства. Веткина долго припарковывала кабриолет, стоянка «Астории» была плотно забита джипами и «Мерседесами», мысленно она ругала современную жизнь. Себя Инесса не стала ругать, не рискнула. Она и без того вышла на тернистую дорожку. И где эта дорога оборвется – одному богу известно. Инесса спешила жить. Она хотела догнать любимого на социальной лестнице, чтобы встать с ним на одну ступеньку. Тогда у них все будет хорошо. Ради любви стоит рискнуть. Она вечно спешит, торопится жить, зарабатывать, а о душе подумать некогда. В небо взглянуть нет времени, нет ни одной секундочки, а что там в небе творится? Инесса вскинула голову. Голуби вились в воздухе, их было много, красивые белые птицы парили в голубом февральском небе. Целовались, бесстыдно, не стесняясь, на глазах у всего города. Но город не видел крылатых любовников. Питер спешил зарабатывать деньги. Инфляция подгоняла, подхлестывала кнутом. Бешеный хлыст взлетал над грязным асфальтом. Веткина очнулась, с трудом оторвалась от дивного зрелища – целующиеся голуби порхали прямо над ней – и, спотыкаясь, побежала в «Асторию», где ждал ненасытный и алчный Голубенко. В последние недели Инессу окружают какие-то хищные мужчины. Они, как коршуны, слетаются шумной стаей, чтобы растащить на куски ослабевшую жертву.
– Инесса, да на тебе же лица нет. – Валерий Федорович приподнялся в кресле, сделав вид, что безумно рад видеть опоздавшую на два часа бестолковую партнершу.
Голубенко лишь приподнялся, но тут же опустился обратно, устраиваясь поудобнее. Наверное, он приготовил Инессе очередную петлю.
– Валерий Федорович, извини, задержалась, дела, – скороговоркой выпалила Инесса.
Во-первых, она на бегу перешла на панибратское «ты», чтобы Голубенко сразу усох и не высовывался с непотребными предложениями. Во-вторых, ей все-таки было немножко стыдно за то, что она опоздала. Потратила полезное время на обед с Аблашидзе, пытаясь изучить тонкости мужской души. В процессе изучения Инесса здорово проголодалась. Ей хотелось что-нибудь съесть, какой-нибудь трехслойный бутерброд с прожаренным бифштексом, проложенным листьями зеленого салата и ломтиками кроваво-красного помидора, с майонезом и кетчупом. Вкусно, но несъедобно и вредно для пищеварения. Инесса на мгновение задумалась: есть или не есть? В чем вопрос, разумеется, нужно обязательно перекусить. Лучше всего употребить на обед зажаренного быка в лице нахала Аблашидзе. Веткина знаком подозвала официанта.
– Горячий бутерброд, капучино, минералку. Валерий Федорович, что ты хотел мне сказать такого, что нельзя сказать по мобильному? Кругом пробки, заторы, трафики, – в ожидании «обеда» Инесса приступила к допросу с пристрастием.
Расторопный официант убежал, преисполненный желанием немедленно выполнить дамский заказ. Инесса и Голубенко остались одни, в тишине, никакие звуки до них не доносились. Закуток оставался закрытым для посторонних глаз и ушей. Удобное место выбрал Валерий Федорович – им было все видно, а их никто не видел. Они сидели под прикрытием огромных пальм. В «Астории» тоже развели сады. Флористика, видимо, незаметно переросла в модную манию.
– Инесса, у меня есть еще одно предложение, – партнер задумался, нахмурился, сдвинув брови в одну линию.
У Голубенко брови не такие густые, как у Аблашидзе, они у него гораздо уже и тоньше. Зато, когда Валерий Федорович сдвигает брови, получается ровная стрела. Инесса сгорала от нетерпения, что же еще такого инфернального выдумал Голубенко? Но она не стала опережать события. Каждый овощ должен созреть на грядке.
– Инесса, а почему ты не спрашиваешь меня, что я хочу тебе предложить? – лукаво усмехнулся Голубенко.
Веткина раздраженно передернула плечом, дескать, зачем, коли имеется предложение, может быть, появится спрос. Ни к чему тратить драгоценное время, лучше в небо посмотреть, хоть на миг отключиться от повседневной суеты.
– В общем, есть у меня такое дело, Инесса, – он замялся, заерзал в кресле, будто в мягком сиденье неожиданно вылез наружу шаловливый гвоздь. Голубенко немного помолчал. И вдруг заявил, нисколько не смущаясь: – Надо бы нам «бабки» подбить. Кому и сколько полагается.
– Что имеется в виду? Деньги еще не заработаны. Курочка в гнезде. – Инесса свела глаза к носу от ужаса. Слащев мгновенно начинал икать, заметив косые глаза у Веткиной. А Голубенко так ни разу и не икнул. Его на испуг не возьмешь. Придется перестраиваться.
– Ты прямо как бандит разговариваешь, Валерий Федорович, совсем приличия забыл, «бабки» на стол, кому и в какие руки пойдут, а мы их еще не видели. И в руках не держали. Может, ничего и не получится, а? – Она шутливо ткнула его в бок.
Инесса почему-то представила себя Никитой – под мышкой револьвер, в лифчике маузер, за поясом граната, чека за щекой. Что находится в трусиках – Инесса не успела придумать. Валерий Федорович уставился на Веткину прицельным взглядом и застыл, словно его заморозили в холодильнике. Не Голубенко – айсберг. Веткина даже испугалась: а если он растает? Ведь после Голубенко в «Астории» останется огромная лужа. И в ней будет плавать галстук и рубашка, брюки и ботинки...
– Инесса, – Голубенко наконец заговорил, – Инесса, ты хоть понимаешь, куда ты влезла?
– Нет, разумеется, не понимаю, – она наигранно рассмеялась, – и понимать не хочу. Нет во мне такого желания. Хочу заработать деньги. Небольшие такие. Они вовсе не криминальные. Что в этом плохого?
– Инесса, если Бобылев ненароком узнает, во что ты ввязалась, тебе придется очень несладко. Сергей такие вещи не прощает. Он с предателями разбирается по-своему, – Голубенко перешел на шепот.
В тишине раздавался свистящий и гремящий звук, отрывистый и в чем-то предостерегающий, он звенел в ушах Инессы колокольным перезвоном, казалось, шелестящий шепот бил в набат. Такой тихий и мерный, но тихих набатов не бывает. И Веткина ясно слышала набатный звон, предвещающий опасность. В уютном закутке стало вдруг жутко и холодно, как в погребе.
– А как разбирается с предателями Бобылев? – Она скривилась в принужденной улыбке, дескать, и не такое видывали в Питере.
– Бобылев таких людей убирает с дороги, – прошипел Голубенко.
