– Хорошо хоть, ты не стал изображать меня в рогатом шлеме и с голой грудью, – заметила Хани, делая строгое лицо.
Принц с улыбкой покачал головой.
– Признаю, пытаться рисовать тебя полуобнаженной было роковой ошибкой: для меня это слишком большое искушение.
Глаза Хани озорно сверкнули.
– То-то мой портрет совсем не продвинулся! Но я считаю, что ты просто ленишься, – с напускной строгостью упрекнула она его. – Мне всегда казалось, что великие художники должны относиться к своим натурщицам целомудренно и объективно. А ты что устроил?
– Что-то я не припомню ни одного такого художника, – ухмыляясь, проворчал Ланс. – Во всяком случае, когда натурщица – ты. Медок, относиться к тебе целомудренно выше моих сил. Впрочем, лет через пятьдесят я, может быть, и научусь смотреть на тебя хладным взором, но не раньше.
Хани глубоко вздохнула и слегка порозовела от удовольствия. За те две недели, что они провели на острове, Ланс впервые намекнул, что их увлечение друг другом не является чем-то мимолетным, преходящим. С самого начала она старалась не обманывать себя и не питать надежд на то, что Ланс сделает ей какое-то более или менее серьезное предложение. И теперь его шутливые слова застали ее врасплох.
Прошедшие недели были, несомненно, самыми счастливыми в жизни Хани. Она чувствовала, что принц Руби стал ей по-настоящему близким человеком. И дело было не только в том, что он оказался ее первым мужчиной, что обжигающая страсть каждый раз потрясала обоих до глубины души. Между ними возникли поистине родственные отношения товарищества и доверия. И это было вдвойне удивительно, если учесть, в каких разных условиях росли и воспитывались принц крови и маленькая сирота. Как бы там ни было, Хани нисколько не сомневалась в том, что и Ланс чувствует связавшие их золотые сияющие нити, однако впервые он почти в открытую сказал о том, что их островная идиллия может иметь какое-то продолжение.
Должно быть, Ланс заметил проступивший на ее щеках румянец, потому что лицо его внезапно стало напряженным, а глаза сузились.
– Медок! – шепнул он, порывисто шагая к ней. – Давай вернемся в коттедж! Наплевать нам на этот ветер…
– Как?! Еще не успев поздороваться, вы собираетесь покинуть меня?
Голос Алекса Бен Рашида развеял жаркий туман чувственности, который начал обволакивать обоих любовников. Двоюродный брат принца стоял в высоком стрельчатом проеме двери и гостеприимно улыбался.
– Я не мог выманить вас из любовного гнездышка, которое вы свили на берегу, с тех самых пор, как мы сюда приехали! – с укором добавил он и двинулся им навстречу. – Понадобился целый ураган, чтобы вы наконец вспомнили обо мне. Уж не знаю, чем я заслужил подобное отношение. – Алекс покачал головой. – Признаться, мне вас очень не хватало. Я устал быть один.
Бен Рашид был одет в черные хлопчатобумажные брюки и такую же черную рубашку. Двигался он с ленивой грацией пантеры, и Хани невольно подумала, что этот человек выглядит слишком самодостаточным и независимым, чтобы по-настоящему в ком-то нуждаться.
Выражение лица Ланса, на которого она бросила быстрый взгляд в поисках подтверждения своих мыслей, тоже было довольно скептическим. Обхватив Хани за плечи, он движением собственника привлек ее к себе и улыбнулся.
– Приятно слышать, что мы еще кому-то нужны, – сказал он насмешливо. – Вот только я что-то не припомню, чтобы ты пришел и постучался в нашу дверь. Должно быть, это врожденная скромность и чувство такта помешали тебе навестить нас… Но что-то подсказывает мне, все это время ты крутился, как белка в колесе, заключал новые выгодные сделки, подписывал контракты и напрочь позабыл о нашем существовании! Признайся, Алекс, так было дело?
– Ни в чем подобном я никогда не признаюсь! – надменно ответил Алекс, но губы его запрыгали от сдерживаемого смеха. – Можешь считать, что именно безукоризненное воспитание помешало мне совершить faux pas* и прервать ваш медовый месяц без достаточных на то оснований. Вам, художникам, все сходит с рук, а вот я не могу ссылаться на свой порывистый артистический темперамент каждый раз, когда совершаю бестактность. И, как ни печально, этого пресловутого темперамента у меня действительно нет…
* Промах, ложный шаг (фр.).
– Совершенно с тобой согласен. У тебя вообще ничего нет, кроме этой вашей знаменитой бенрашидовской наглости и напористости, – пробормотал Ланс с самым невинным видом. – Ничем иным я не могу объяснить то, что ты победил в себе остатки совести и прислал к нам Ната с письменным приглашением – приглашением, которое выглядело как высочайшее повеление незамедлительно явиться ко двору.
– Поверь, я руководствовался одним лишь отчаянием! – воскликнул Алекс, состроив соответствующую мину. – Одиночество я еще как-то смог бы пережить, но мне пришлось сражаться не только с ним, но и с Тевтонским Кошмаром! А это, согласись, не по плечу обычному человеку. Мадам Беттина звонила мне три вечера подряд и весьма недвусмысленно намекала, что хочет поговорить с тобой. В последний раз она сказала, что будет звонить сегодня в девятнадцать тридцать по нашему времени. Это значит… – Алекс бросил быстрый взгляд на часы. – Это значит, что тебе остается ровно три минуты, чтобы перепоясать чресла и подготовиться к битве. Ты ведь знаешь ее немецкую пунктуальность.
Ланс бросил на него взгляд, исполненный крайнего неудовольствия.
– Бог мой, Алекс, неужели ты не мог сказать ей, что я умер? Хотя нет, – тут же поправился он, – это разбило бы ее нежное сердце… а кроме того, она примчалась бы на похороны, чтобы срезать на память локон с моей головы. Надо было сказать ей, что я срочно выехал в Седикан. Уж Кленси сумел бы с ней сладить: у него богатый опыт по этой части. Что же мне теперь делать?
Алекс покачал головой, но глаза его довольно сверкнули. Очевидно, он получал немалое удовольствие, наблюдая за растерянностью брата.
– Она все равно выследит тебя: Беттина умеет быть настойчивой, как гончая, идущая по кровавому следу, – сказал он. – Это ее качество меня по-настоящему восхищает! Думаю, она заслуживает того, чтобы ты сказал ей хотя бы несколько слов.
– Ты просто не представляешь, как я тебе благодарен, – мрачно заметил Ланс, рассеянно ероша свои рыжие волосы, которые он только что с таким трудом пригладил. – Ты настоящий друг, Алекс! Когда-нибудь я отплачу тебе той же монетой.
– Что такое Тевтонский Кошмар? – отважилась спросить Хани, которая все это время стояла молча и только переводила взгляд с Ланса на Алекса и обратно. – О ком вы говорите?
– О баронессе Беттине фон Вельтенштайн, – машинально отозвался Ланс, продолжая хмуриться.
