у тебя недостаточно связей, чтобы получить достойную работу в Нью-Йорке. Это как самое большое в мире женское общество, и я определенно недостойна поручительства.
После двух месяцев жизни в Нью-Йорке, я так же сломлена, как и была после приезда. Каждая зарплата от Джулиана тратилась на оплату квартиры и студенческих займов, но этого не хватало. Даже близко. Я везде искала подработку. В идеале мне хотелось остаться в индустрии моды, и, работая в розничной торговле, я, по крайней мере, буду оставаться среди одежды. Я отсылала резюме всюду: «J. Crew», «Madewell», «Kate Spade», «H&M» — никому из них не нужен был человек, который может работать только по вечерам и выходным (девушки в «Baby Gap» рассмеялись, когда я спросила, смогут ли они подогнать мое рабочее расписание. Коварные сучки).
На моем банковском счете осталось пятьдесят долларов. Арендная плата истекала через три дня, плата за займ через четыре, и я проходила мимо китайского ресторанчика, из которого доносился изумительный запах, но не могла позволить себе зайти туда.
Лапша Ло Мейн за пятнадцать баксов? Люди что, ходят в туалет деньгами? Кто в наше время может себе это позволить?
— Ох, вау, какие красивые платья.
Я посмотрела на женщину, которая сидела рядом со мной в метро.
Ее вьющиеся волосы были распущены и спадали на плечи. Глубоко посаженные глаза были окружены морщинками, но губы были покрыты яркой красной помадой. Она расположила очки на переносице, и уставилась на чехлы на моих коленях.
Я последовала за ее взглядом, и нахмурилась.
Да, красивые. Мои любимые.
Я сжимала в руках пять элегантных дизайнерских платьев, которые собирала последние несколько лет в надежде, что найдется повод их надеть. Золотистое платье из переливающейся ткани практически умоляло меня изменить свое решение. Один раз я даже пыталась.
— Ты чей-то стилист? — спросила она. — Поэтому у тебя так много платьев?
Я покачала головой, пялясь на переливающийся материал в чехле.
— Нет, я собираюсь их продать.
Она ахнула.
— Но почему? Они такие красивые.
В груди все сжалось, и на мгновение я подумала, что вывалю все проблемы на незнакомого человека.
Я не буду плакать. Не буду. Я не буду плакать посреди вонючего вагона метро.
— Нет места в шкафу, — солгала я, чувствуя, что эмоции пытаются вырваться на поверхность.
Она рассмеялась, и покачала головой.
— Ха, жизнь богачки, я полагаю.
Я не потрудилась поправить ее.
Когда поезд остановился на моей станции, я перебросила чехлы с платьями через руку, чтобы они не волочились по бетону. Комиссионный магазин, который я выбрала, имел репутацию коллекционирования винтажных изделий. Я надеялась, что они оценят красоту платьев и предложат приличную цену.
Магазин располагался на первом этаже старинного кирпичного здания. Спереди не было витрины, и, если бы не маленькая табличка на дверях, я бы прошла мимо.
Я осторожно открыла дверь, чтобы платья не упали, и над моей головой зазвенел небольшой звонок, оповещая о моем присутствии. Пройдя через порог, я вдохнула запах парфюма. Оглядевшись, я поняла, что нахожусь в правильном месте. Точно так же, как магазин сладостей наполнен сладкими удовольствиями, комиссионный магазин содержит кропотливо отобранные находки. Целая стена была переполнена винтажными шарфами и бижутерией. Напротив стояла полка, до потолка усеянная дизайнерскими сумками. «Hermès», «Chanel», «Rebecca» «Minkoff», «Gucci» — все они были там, и я истекала слюной.
— Могу я чем-то помочь? — раздался тихий голосок, отвлекая меня от лицезрения рядов желанных сумочек.
Я подняла голову и увидела женщину маленького роста, которая сидела за прилавком на деревянном стуле. Ее ярко-рыжие волосы торчали во все стороны, а на шее висело несколько голубых бус. Черное платье немного скрывало хрупкость фигуры, и, подойдя ближе, я увидела ее морщинистые неухоженные руки, сложенные на коленях. Перед ней рядом с кассой стояла старая потрепанная швейная машинка, которая была виновата в том, как выглядели ее руки.
— Продаете это? — спросила она мягко.
Я перевела взгляд с ее рук к искренней улыбке и затем кивнула.
— Поднеси их сюда и позволь мне увидеть. Посмотрим, чего они стоят.
Когда я положила чехлы на прилавок, сбоку от ее швейной машинки, она сказала:
— Золотистое прекрасно.
Задумчиво встав со стула, она потянулась к стойке, чтобы удержать равновесие. Я тщательно изучала ее движения, задаваясь вопросом, сколько ей лет. Казалось, яркие волосы и добрый взгляд скрывали ее настоящий возраст.
— Могу я? — сказала она, указывая на верхушку пластикового чехла.
— Да, — ответила я, когда она потянулась, чтобы открыть ящик комода.
Она вытащила небольшую пару ножниц и схватилась за конец чехла. Мой желудок ухнул вниз, когда я увидела, как она разрезает пластик сверху-вниз, практически разрезая вместе с ним мое сердце.
— Да, я знала, что оно будет красивым, — сказала она, потянувшись к золотому платью, когда отложила ножницы на прилавок.
— Это «Monique Lhuillier», — сказала, указывая на ярлычок в доказательстве.
Она хмыкнула и вытащила платье, чтобы рассмотреть его.
— Да, оно красивое, но не в лучшем состоянии.
Верхняя часть лифа была покрыта бисером, и я изо всех сил старалась сохранить его в лучшем виде все эти годы. Оно уже было не в лучшем состоянии, когда я купила его, но у меня не было времени его исправить.
Она хмыкала, когда вертела платье в руках, щупая ткань между пальцами и осторожно осматривая подол. Я наблюдала за ней, молясь, чтобы она увидела ту же красоту платья, что и я. Когда она закончила, то аккуратно сложила платье и посмотрела на меня.
— Почему бы тебе не оглядеться вокруг, пока я проверю остальные, и затем я дам тебе знать, что могу за них предложить, — сказала она с улыбкой.
Я медленно сглотнула и кивнула, хотя предпочла бы остаться на месте, наблюдая, как она обращается с моими самыми ценными вещами.
— Это винтажные балетки «Chanel»? — спросила женщина из-за прилавка.
Я опустила взгляд на обувь, и улыбнулась.
— Да.
— Каковы шансы, что ты расстанешься с ними?
Моя спина напряглась. Мои балетки «Chanel» никогда не будут проданы. Даже если я стану бездомной, то буду единственной бездомной
