и все-таки жму зеленую кнопку.
— Да, Демид.
У меня даже ерничать не получается, сплошная тоска и отчаяние.
— Я внизу. Выходи.
— Хорошо.
Вот и все. Мой палач приехал, и прятаться не имеет смысла, потому что везде достанет.
Кое-как собираюсь, закалываю на голове несуразный хвост и выхожу их квартиры. Мой путь вниз по лестнице — как финальное путешествие. Каждая ступень — огненный рубеж, каждый шаг — через силу.
Перед подъездной дверью останавливаюсь, прижимаюсь к ней лбом и не дышу. Мне бы еще пару минут чтобы подготовиться, настроиться… Хотя кого я пытаюсь обмануть, хоть вечность была бы в запасе, я все равно не смогла бы подготовиться к этому разговору.
Ладно, Лерка, поехали. Главное не помри от разрыва сердца.
Я выхожу из подъезда и чуть не спотыкаюсь на ровном месте, когда ловлю на себе его взгляд. Холодный, убийственно спокойный. Барханов не отрываясь наблюдает за моим приближением, я же чувствую себя так, словно иду на бойню.
Что же мне не бежалось от него тогда, три года назад, когда он приказал убрать с дороги свой дрын? Надо было садиться на велик и крутить педали со всей мочи, чтобы укатить как можно дальше от него.
Хотя, убеги я тогда, и у меня не было бы Макса.
Открыв дверцу, я скованно здороваюсь:
— Привет.
Демид смотрит исподлобья, потом кивает на сиденье рядом с собой. Мне не остается ничего другого, кроме как покорно забраться внутрь, сесть, нервно сцепив руки в замок. Я смотрю в лобовое, Барханов смотрит на меня, не трогает, но такое чувство будто царапает железными когтями.
Черт, я сейчас просто задохнусь, если он не прекратит. Не выдерживаю первая:
— Ну, давай уже, начинай. Хватит нагнетать.
— Я хочу видеть сына. Сейчас! — сразу в лоб, без предисловий.
Я даже теряюсь и говорю первое, что приходит на ум:
— Нет!
Изумленно поднимает брови:
— Лер, ты бессмертная?
— Максим в деревне, Демид.
— Лень самой заниматься, поэтому сбагрила его?
Я моментально завожусь. Рука сама дергается, чтобы влепить ему пощечину, но я в последний момент останавливаюсь и цежу сквозь зубы:
— Барханов, я работаю в туризме. Летом у нас жаркая пора, сезон. Я и ночами могу туры подбирать, и по выходным, вкалываю, чтобы побольше заработать. Поэтому Макс у тетки моей, на природе, на свежем воздухе. Ему там хорошо.
— Поехали за ним.
— Нет! Он там ест клубнику и загорает. И я не собираюсь портить ему лето твоей постной физиономией!
Кажется, сейчас кого-то прибьют…
Глава 16.2
Он замолкает. То ли слова у него закончились, то ли подгорает так сильно, что дыхания не хватает. Не знаю. Я не хочу в этом разбираться и не буду, потому что время, когда я была готова прыгнуть выше головы, чтобы ему угодить, давно прошло. Сейчас я злюсь, и эта злость сильнее страха.
Барханов, не отрываясь, смотрит на меня. Губы сжаты в тонкую линию, в глазах — сама бездна. А мне плевать, будто кто-то отключил рубильник, отвечающий за переживания. Я просто устала.
— Демид, хватит. Если есть что сказать — говори. Свое воспитательное молчание оставь для кого-нибудь другого.
— Почему ты не сказала?
— Барханов, ты сейчас серьезно? Почему я должна была тебе говорить?
— Лер…
— Только давай без пафоса, типа делали вдвоем…я имел право знать…ты меня лишила возможности увидеть первые шаги, первые зубы…бла-бла-бла, — пренебрежительно отмахиваюсь и по его вытянувшейся физиономии понимаю, что примерно это он и собирался вывезти, — не смеши меня, Барханов. И не натягивай маску обиженного мальчика, тебе не идет.
Знаю, что нарываюсь, злю его, но по-другому не получается. Меня снова переклинивает, и я начинаю нести всякую чушь, пытаясь защититься.
— Никаких обид, — в его голосе звенят стальные ноты, — я просто пытаюсь понять, с чего ты взяла, что имеешь право решать за всех.
— Прости, совсем забыла. Это же твоя прерогатива. Это ты у нас великий и ужасный. Царь! Захотел — поманил, захотел — дома на цепь посадил, захотел — прогнал.
— Не передергивай.
— Даже не думала. Просто, поясни мне бестолковой, почему я должна была тебе сказать об этом? Ты меня выкинул, как ненужный хлам, растоптал и свалил к своей прекрасной идеальной Вобле. Я была тебе не нужна. Разве не так?
— При чем здесь это?
— Притом, дорогой мой, что гордость не только у тебя есть.
— Значит, дело в гордости?
— Не только в ней, — сокрушенно качаю головой, — а в том, что между нами было все кончено, и я не собиралась сохранять даже намек на связь. А если бы ты узнал про Макса…все было бы иначе.
— Было бы, — соглашается Барханов, и меня передергивает от того взгляда, которым он меня награждает.
Я не уверена, что хочу слышать его вариант ответа, но все-таки спрашиваю:
— И чтобы тогда было? Ты бы растекся сладкой лужицей у моих ног, умиленно улыбался и разговаривал с моим пузом? Сомневаюсь. А может, потащил бы меня на аборт? Я скорее бы тебя загрызла, чем позволила это сделать. Или попытался бы отобрать ребенка?
В ответ на последнее предложение, слышу весьма отчетливый рык.
— Что я такого сказала? Ты же богатый, как демон. У тебя везде подхваты и связи. Нажал бы, где надо и все, — говорю, а саму трясет от мысли, что он действительно запросто может так сделать. Даже сейчас, — А что, отличный вариант? Забрать сына, принести в свой идеальный дом, к идеальной женщине, которая воспитала бы из него идеального гражданина, даже не заработав ни единой растяжки на своей идеальной заднице. Все как ты любишь.
Он сейчас точно меня прибьет, но я не могу остановиться:
— Правда, не факт, что тебя бы устроил этот ребенок. Он вообще не идеальный. Шумит, хулиганит, портит все, до чего может дотянуться. А когда совсем маленький был — день-ночь путал, не спал. Орал. Да еще полные подгузники добра. Ты бы его, наверное, обратно вернул. Со словами: невоспитанный, бестолковый, весь в мать, — во мне кипит. Я выплескиваю все, что накопилось, и даже не замечаю, как по щекам текут слезы.
— Ты утрируешь.
— Нет, Демид. Я просто говорю то, что думаю.
— Ерунду ты думаешь.
—
