вот такие, брошенные жестокими мужчинами девочки.
- В общем, не знаю, как, но он узнал. А к каким последствиям это может привести, понимаешь?
- К каким?
- Ладно, скажу еще кое-что. Моя двоюродная сестра работает в ночном клубе танцовщицей. Не очень работа, согласна, но не в этом суть. В общем, она рассказала мне, что Демьян крушит там все уже неделю, драки устраивает. Сечешь?
- Нет, - произношу неуверенно.
- В общем, недоволен сильно. И во что это выльется для мамаши с малышом теперь неизвестно. Папаша мент, братцы оба с взрывным темпераментом, один хуже другого. Жизнь как на вулкане. И это я еще не рассказала тебе, как Гордей однажды избил до полусмерти одного парня за то, что тот всего лишь…
- Все, хватит…
Вскакиваю из-за стола настолько поспешно, что даже роняю стул и на нас оборачиваются ребята с соседних столиков.
Быстро поднимаю стул и ставлю его на место.
- Лер, извини, но мне срочно нужно в туалет, - произношу скороговоркой и на скорости вылетаю из кафетерия.
О боже, зачем она мне все это рассказала?
Не влюблена я в него, не влюблена!
Как я могу влюбиться в парня, которого совсем не знаю?
И тоже хороша, сидела и слушала, развесив уши. Я ведь ненавижу всякие сплетни и всегда, сколько себя помню, старалась уклониться от подобных разговоров. А тут...словно к стулу приклеилась.
На лекции по экономической теории я только и делаю, что стараюсь выкинуть из головы полученную от Леры информацию, призванную обезопасить меня от Гордея.
И все же не могу сказать, что это сильно мне помогает.
Я не склонна доверять сплетням, но зато отлично помню, как жарко он целовал меня в подъезде. И как уверенно и властно прижимал к себе вчера, доводя тем самым почти до потери разума.
«Никакого другого парня, Бельчонок».
В тот момент я и правда не могла подумать ни о чем. Тем более о каком-то другом парне. Только о нем. О его близости, хрипловатом пониженном голосе, крепких руках, чувственных губах.
«Смотри, не пожалей теперь об этих своих словах…»
Зачем он только мне это говорил…
А вот не пожалею. Не пожалею, не пожалею…не-пожалею!
…
Но едва я вхожу в студию, адрес которой мне утром подтвердила Марта Сергеевна, и где-то в отдалении слышу его голос, как обмираю вся.
Сердце останавливается на секунду, но тут же разгоняется с такой силой, будто сейчас выпрыгнет, выпорхнет, разорвется.
С трудом переставляя ноги, я прохожу вглубь помещения, пока не упираюсь взглядом в него. То есть в них, Гордея и Марту Сергеевну. Они стоят у окна, пьют кофе и оживленно что-то обсуждают.
Фотограф первой замечает меня. Поворачивает голову и приветливо мне улыбается.
- Ариша, здравствуй.
Я здороваюсь в ответ, но взгляд волей-неволей приковывается к Гордею.
Он поворачивает голову, смотрит на меня несколько секунд. Слегка кивает и тут же теряет ко мне всякий интерес и отворачивается к окну.
От холодности его взгляда грудную клетку сдавливает так, что не продохнуть. Его равнодушие задевает гораздо сильнее, чем я могла бы себе предположить.
- Ариш, располагайся пока, начнем через пять минут, - говорит мне Марта Сергеевна, кинув взгляд на часы, болтающиеся на ее запястье.
- Так что ты думаешь по поводу этих фотографий? - снова возвращает Гордея к обсуждению.
Я поспешно отхожу от них.
И да, я должна радоваться. Что хотела, то и получила.
Но вот, против логики, как-то не испытываю радости и удовлетворения. А вместо этого только и делаю, что пытаюсь задавить в себе гнетущую и нарастающую с каждой секундой тоску.
Решаю, что мне тоже не помешает стаканчик кофе, и отправляюсь на поиски автомата. Кажется, видела его где-то в холле.
Эта студия не изолированная, как в прошлый раз, здесь целый этаж различных локаций. Двери в некоторые помещения открыты, и я могу глянуть одним глазком сначала на антураж девятнадцатого века, где проходит активная съемка. Девушка, одетая в пышное платье до самого пола, лениво обмахивается веером. Потом на песчаный пляж с настоящим песком и искусственными пальмами по периметру.
Автомат с кофе притулился у одной из стен. Покупаю латте и возвращаюсь с ним в нашу зимнюю студию.
Обсуждение закончено и теперь идет корректировка света. Марта Сергеевна командует, а Гордей передвигает все эти боксы, экраны и зонтики, устанавливает их под нужными углами.
- Арин, уже можно переодеваться, - говорит мне Марта Сергеевна. – Второй раунд. Снимаем точно так, как и вчера. Спокойно, без напряга.
Быстрыми глотками я допиваю кофе, отправляю стаканчик в мусор и решительно иду к вешалкам с одеждой.
Не знаю, на что я рассчитывала, но во время съемки Гордей прикасается ко мне исключительно, если это необходимо. Смотрит на меня только в случаях, когда того требует кадр. В остальное время он будто меня не замечает. Словно я пустое место или еще один из безмолвных и неживых реквизитов для съемки.
Не пытается придвинуться чуть ближе, что-нибудь шепнуть на ухо, обжечь горячим взглядом.
Ничего.
Совсем ничего.
Это ведь хорошо, хорошо, хорошо...если бы только не было так плохо...
К вечеру я вымотана настолько, что еле-еле добираюсь до дома. Родственники списывают все на усталость от работы, накопившуюся к концу недели, и слава богу, не вытягивают снова подробности.
Едва оказываюсь в комнате, как валюсь на кровать и лежу так, не в силах хоть сколько-то пошевелиться. Слезы душат меня.
Все пройдет, пройдет, повторяю себе как мантру.
Но следующий день с пугающей точностью повторяет предыдущий, за исключением того, что Гордей появляется на лекциях.
Но мне от этого совсем не легче. Потому что он снова игнорирует меня.
Я плохо спала этой ночью. Долго рыдала в подушку, выплакивая накопившиеся усталость и напряжение последних дней и старалась не думать вообще ни о чем. Но вместо спокойного глубокого сна, лишь отрывочно и рвано дремала.
В снах я неизменно видела Гордея, который вначале говорил, что не подпустит ко мне никого, что сам хочет стать моим парнем, а потом отталкивал и смотрел на меня с презрением.
И я понимала, что это правда, а не сны.
Выныривая из дремы, я снова вспоминала его реальный безразличный взгляд, и снова задыхалась от отчаяния.
Теперь, после стресса этой ночи, я, к сожалению, не могу с той же уверенностью утверждать, что он мне безразличен.
Нет. Я понимаю, осознаю, как ранит меня его холодность. Мне плохо от этого. Реально плохо и это ощущается на
