на них оглядываясь.
– Ты все обдумала, прежде, чем принять такое решение? – спросил он, приблизив лицо настолько, что чуть ли не касался ее носа своим.
Она отвернулась, насколько это было возможно.
– Я уже все сказала. Пусти…
– А ты помнишь, как нам было хорошо вместе когда-то? Ты помнишь… это?
С этими словами он преодолел последнее расстояние между ними и впился в ее губы. Мидори вздрогнула, попыталась убежать, но как бы не так – он крепко удерживал ее. Пришлось подчиниться. Как только хватка немного ослабла, она оттолкнула его и вырвалась из его цепких объятий, вытирая губы рукой.
– Псих… – только и сказала она, попятившись на несколько шагов.
– Помнишь… – легко улыбаясь, сказал будто сам себе Дзюн.
Мидори убежала из ресторана и на остановке села на первый попавшийся автобус. Ей было безразлично, куда она едет. Главное, что едет, что куда-то движется, что убегает от этого человека, с которым когда-то провела достаточно времени.
Щелчок затвора фотоаппарата никто из них не слышал.
Матч завершился ничьей. Токийцам ответили только одним ударом. С подачи Чонхо по воротам ударил Минами Такуми за несколько минут до конца. Не такого ожидали игроки Осаки. Но, тем не менее, так случилось, и вот все игроки уже делают привычный поклон зрителям и расходятся по раздевалкам.
Чонхо был несколько расстроен исходом игры, но постепенно игра стала отпускать его, и к нему вновь вернулись проблемы последнего времени. Может, он и был излишне традиционен, но он просто не мог себе позволить жениться без согласия родителей Мидори. Его мать уже давно была в курсе, даже, когда он еще не сказал о своем намерении, просто потому, что подсказывало материнское сердце, и совершенно не была против. Она давно знала, что дело кончится именно этим, и только поддерживала это. Но если бы все зависело только от одного человека… Чонхо запустил руки в волосы, сидя на скамейке в раздевалке. Он остался одним из последних. С ним были только Сун Юн и Минами, которого всегда критиковали за нерасторопность.
Опомнился о том, что нужно было идти, он только через некоторое время. Быстро собрав оставшиеся вещи, он вышел из раздевалки. Еще несколько минут и он уже набирал невообразимую скорость на мотоцикле, своем верном друге. Все окружающее вокруг, все деревья, только начинающая цвести сакура, все люди, все дома и машины – все сливалось в одно серое дождливое пятно. Он ездил так еще довольно долго. Так ему было легче.
Домой он пришел поздно. Уставший и измученный долгой дорогой, он хотел только одного – усесться на диван и ни о чем не думать. Но дом оказался не пустой. Мидори встретила его только что накрытым ужином и самой милой улыбкой на свете.
– Как прошел матч? – спросила она, выйдя ко входной двери, только она открылась.
– Не спрашивай, – ответил Чонхо, снимая с себя ботинки.
– А я видела конец игры по телевизору. Как раз успела. Ты как всегда прекрасно играл.
На это Чонхо только усмехнулся в ответ. Он прошел на кухню, где так аппетитно пахло топпокки. Мидори специально выучилась нескольким блюдам корейской кухни, чтобы готовить их для Чонхо.
– Как у тебя день прошел? – спросил он, принявшись за топпокки. Он вдруг понял, что жутко хочет есть.
А Мидори при этом вопросе тут же вспомнила его, Дзюна, и неосознанно притронулась пальцами к губам. Потом сразу же отдернула руку.
– Хорошо, – ответила она нарочито беззаботным тоном. – Брала вместе с Мацумото-сан интервью у одной группы. Все как обычно.
– Как обычно? Обычно ты говоришь без устали о своей работе, а тут ограничилась несколькими предложениями?
– Просто сегодня не было ничего интересного.
Чонхо только хмыкнул и продолжил есть топпокки уже молча. А Мидори смотрела на него, улыбаясь, но сама заблудилась своими мыслями где-то далеко отсюда. Много воспоминаний всколыхнул этот глупый поцелуй. Теперь ей снова нужно было время, чтобы эти воспоминания исчезли навсегда.
Вечер прошел тихо и без лишних слов. Иногда молчание намного информативнее пустых фраз. Она просто посидела у него еще немного, а потом настало время собираться. До этого она часто оставалась у него на ночь, говоря родителям, что ночует у подруги, или на работе, или нередко правду. Но в первый раз все было намного сложнее…
– Я, наверное, не вправе тебе предлагать, но… хочешь остаться? – спросил Чонхо.
Тогда им было двадцать и двадцать один, и они были слишком нерешительны по отношению друг к другу. Он сидел на недорогом диване, а она уложила свою голову к нему на колени. Было уже довольно поздно, и если уходить, то именно сейчас, иначе уедет последний поезд.
Услышав предложение Чонхо, она немного приподняла голову, потом вновь опустила.
– Так не хочется… – сказала она, зажмурив глаза и улыбнувшись. – У тебя дома очень вкусно пахнет шоколадом.
Тогда Чонхо удостоился первого подарка от болельщиков команды. Это была большая коробка шоколада, с которым он просто не знал, что делать. После дегустации нескольких ощутимых кусочков от сладкого уже сводило зубы.
– Тогда оставайся.
Он заправил прядь волос ей за ухо, но она все равно вернулась на прежнее место.
– Нет, я не могу…
Она поднялась и села на диване, не спеша собираться дальше. За окном давно стемнело. Оттуда доносились пьяные песни и визг полицейских машин. Стоило только выглянуть в окно, чтобы удостовериться в том, что дома намного лучше. Она все медлила уходить, а он совсем не торопил ее.
– Но если я останусь, то родители…
Она задумалась на несколько секунд, уже встала, но потом опять уселась.
– Ну вот… последний поезд уехал, – сказала она, взглянув на электронные часы на тумбочке.
Она посмотрела на Чонхо, вдруг испугавшись всего этого, но он был спокоен, как всегда, так что и волнение Мидори быстро испарилось. Она улыбнулась, а потом снова положила свою голову к нему на колени, забравшись на диван с ногами. А он так и остался сидеть, изредка проводя кончиками пальцев по ее лицу и волосам. Вначале они тихо разговаривали обо всяких глупостях, а потом уснули, так и оставшись в таком положении.
Разбужены они были первыми лучами солнца.
– Вот мы и проснулись вместе, – улыбаясь, сказала Мидори, удобнее устраивая голову у него на коленях.
Она не могла видеть Чонхо, она лежала к нему спиной, но именно в этот момент на его лице появилась одна из самых настоящих, самых искренних, самых счастливых улыбок в его жизни.
Но теперь не стоило
