знает все мои слабые места, знает, от чего я воспламеняюсь, горю…
— Сладкая… Такая сладкая… С ума сводишь… Все время… Пожалуйста… Ни о ком не думал, никого не хотел все это время…
Его слова бьют прицельно в сердце теперь. Он ни о ком не думал… У него никого не было? Год? Да? Он же говорил… А я не верила. А теперь… Верю…
Азат не мог заставить меня подчиниться, когда был Зверем, жестоким и настойчивым. Но сейчас я покоряюсь ласке. И тону в его объятиях, ощущая себя полностью так же, как в наш первый раз, в пещере, где не было Зверя. А был мой мужчина, мой защитник, тот, кто всегда утешит, всегда поддержит…
Диван под под моей спиной мягкий, я утопаю в нем, цепляюсь за крепкие руки Азата, в попытке обрести хоть сколько-нибудь устойчивое положение, хоть немного прийти в себя, осознать…
— Красивая моя… — шепчет он мне на нашем родном языке, — жамали…
Его голос звучит, словно чарующая песня, сладко и завораживающе.
А руки скользят, мягко-мягко, осторожно… Но так умело, что спустя пару мгновений оказываюсь перед ним в одном белье. Ужасное платье подарила мне Лаура! Предательское! Расстегивается одной только молнией сбоку!
Азат на мгновение замирает, жадно разглядывая меня, и это так стыдно! Пытаюсь закрыться, но он не пускает, разводит руки по сторонам, наклоняется, жарко дыша в губы:
— Моя сладкая, моя, моя…
Не дает мне ответить, целует, уже грубее, яростнее, но все равно осторожно, словно сдерживает рвущегося на волю зверя.
Я отвечаю. И обнимаю. И умираю от наслаждения, от давно, казалось бы, и навсегда забытого ощущения мужской тяжести на себе, от сладкого отречения самой себя, от того, что без остатка, до дна, только ему… Это гибельное чувство, оно меня когда-то чуть не убило. И сейчас я понимаю, насколько опасно его возвращение. Но сделать ничего не могу больше, лечу на огонек с отчаянной храбростью мотылька-однодневки.
Запах его тела, тихий шепот, обжигающие прикосновения кожи, все это меня плавит, заставляя подчиняться, теряя себя совершенно. Я уже пропала в его руках. Я не вернусь, Всевышний…
Он внимателен, по-своему нежен, он осторожен со мной, словно с хрупкой веткой, которую так легко сломать грубыми пальцами… И я гнусь в его руках, как эта ветка, отвечаю на каждый поцелуй, на каждое движение, становящиеся все сильнее, все острее, пока, наконец, не разбиваюсь все-таки.
Но это сладкая гибель, долгожданно отключающая сознание. В забытьи ощущаю, как Азат целует меня, ускоряясь и шепча бесконечные горячие слова на нашем родном языке. Они словно песнь древних поэтов звучат, ритмично и завораживающе, окончательно погружая меня в транс безвременья.
Спусят бесконечное количество тягучих минут, прихожу в себя, лежа на его груди, слушая мерный, тяжелый стук сердца, и понимаю, что не способна больше мыслить. Не способна думать ни о чем. Хочется закрыть глаза и просто побыть в этом мгновении, сладком мгновении моего падения. Моей маленькой гибели. И я эгоистично позволяю себе это.
— Поехали ко мне, сладкая, — шепчет Азат, перебирая мои короткие волосы в пальцах, — здесь тебе не место.
— Куда к тебе? — голос мой, мягкий и ленивый, так не похож на обычный, холодно-сдержанный, сама себе удивляюсь.
— В дом… Я же говорил, что купил тебе дом… В прошлый раз вез туда. Не довез.
Дом. Для меня и Адама. Он предлагал же.
Реальность обрушивается на мою бедную голову дикой, сметающей все сладкие мгновения , волной.
Я привстаю, ощущая неожиданно себя ужасно развратной, пошлой. Он же уверен, что я замужем. Что у меня все это время другой мужчина… И сейчас, когда так легко удалось уложить меня в кровать, только уверяется еще больше в этом!
И как мне теперь сказать ему, что я не замужем? Всевышний, а как мне про сына сказать???
И как он вообще может мне такое предлагать, замужней, по его мнению, женщине? Хотя, спать со мной он может, ничего ему не мешает… И мне, как выясняется, тоже…
— А что я буду делать в этом доме? — голос мой теряет мягкость, становясь привычно спокойным.
Я уже знаю, что он скажет. Но хочу послушать. Лишний раз ковырнуть все, чтоб запомнить и больше ничего подобного не совершать.
— Как что? — удивленно настораживается он, — жить… Или ты… — тут Азат садится, удерживая меня, уже трусливо отпрянувшую в сторону, за локоть, тянет на себя, — ты собираешься возвращаться… к мужу? После всего, что тут было?
Я замираю, не зная, что ответить. Сейчас тот самый момент, когда надо признаться, надо! Я собираюсь с духом, чтоб это сделать…
А Азат, гневно сузив глаза, неожиданно отталкивает меня, да так сильно, что не могу устоять на ногах, падаю на колени, неловко прикрываюсь руками:
— То есть… Я перед тобой наизнанку вывернулся, а ты… Для тебя это что? Просто так все? Приключение? Да?
Я ошеломленно молчу, понимая, что он опять себе все уже придумал… Я и полслова не успела сказать, а он обвиняет!
Это ожидаемо приводит в ярость.
Нет никакого примирения между нами, нет никакого разговора! Азат , как всегда, слышит только себя! И верит только тому, что в своей голове нарисовано.
Переубеждать его сейчас — значит унижаться. А я и так унижена произошедшим. Он прав. Я, как замужняя женщина, просто не должна была такого допускать… Не важно, что замужество мое — фиктивное. Об этом только я знаю и специалисты из благотворительной организации, сделавшие мне новые документы и новую историю жизни.
По закону я замужем. И только что позволила себе близость с другим мужчиной. Значит, кто я, по мнению Азата? Правильно. И обращаться со мной можно соответственно…
Ничего не поменялось, на самом деле, наша случайная связь — не повод ему вести себя по-другому.
— Это не так, Азат, — холодно отвечаю я, поднимаясь с колен и оглядываясь в поисках платья.
Белье уже не надеть, оно безнадежно испорчено, но вот платье…
Азат, судя по всему, понимает, что зря сказал мне это все, потому что внезано меняется в лице, делает шаг в мою сторону:
— Сладкая…
— Нет, Азат, — я
