дал понять, что не желаешь меня видеть, а если случится так, что мы когда-то встретимся, ты сделаешь вид, что мы незнакомы.
Я не беспокоюсь о том, что мой голос звучит слишком громко, привлекая к нашей парочки прохожих.
- Просто решил помочь. Не смог смотреть, как ты одна тащишь такую тяжесть. Где отец ребенка? Почему он не помогает тебе?
- Хах, очень хороший вопрос. Я бы даже сказала с каплей самоиронии! – хмыкаю я и мои губы кривятся в подобии улыбки.
- Было бы проще, если бы ты согласилась сесть в мою машину. Не волнуйся, проведу тебя и сразу же уйду, - его черты лица ожесточаются, моя шутка ему явно не понравилась.
Дальше мы идем в полном молчании, я держу дистанцию в несколько шагов между нами. Вересов идет впереди, а я не могу оторвать взгляд от его спины. Не видела его несколько недель, а словно целая вечность прошла с тех пор.
Эти двадцать минут кажутся мне настоящей мукой. Поэтому когда в поле моего зрения наконец-то появляется родная многоэтажка, я готова танцевать от счастья.
- Все, дальше не нужно. Отдай пакет, - останавливаю Леона.
Он медлит несколько секунд, вздыхает, но сдается. Тяжесть вкусняшек переходит в мои руки. Прощаться не вижу смысла. Благодарить или обмениваться любезностями – тоже. Поэтому просто прохожу мимо, желая как можно быстрее оказаться за дверью своей квартиры, чтобы можно было не сдерживать эмоции. Почти у двери в подъезд не выдерживаю: оборачиваюсь, чтобы удостовериться что Леон ушел. И он действительно ушел. Как раз скрылся за углом соседнего дома.
Несколько минут стою на месте, подняв взгляд на ночное небо. Чувствую как без причины по щекам скатилось несколько слез. Черт, даже стереть их не могу, так как единственная моя рабочая рука занята. Из-за этого еще более грустно становится.
Ужасно.
Отвратительно.
- Ксюша!
- Только не это, - стону, и поворачиваю голову на голос. Рядом со мной замирает Толя. Вот только его сегодня не хватало.
- Привет, - он несмело улыбается, спрятав руки в карманах. Пристально разглядывает мой гипс.
- И пока. Я не настроена сегодня на долгие разговоры.
Я хочу уйти, но Анатолий мне не дает. Его тяжелая ладонь ложится на мое плечо и я замираю, прикрывая веки. Настроения ругаться и выяснять отношения у меня нет.
- Почему ты не сказала мне, Ксюша? Почему скрыла от меня?
- Что скрыла? – говорю тихо, не понимая о чем он.
- Беременность! – Толя разворачивает меня к себе, смотря на меня недовольно, взволнованно, а я не могу понять что происходит и откуда он знает что я жду ребенка.
- О чем ты вообще? – тяжело вздыхаю, внимательно смотря на Толю. Почему его вообще заботит беременна я или нет?
- Если ты не забыла, моя двоюродная сестра работает в клинике, - начинает он, уже более спокойно. Но в его глазах все еще отражается бешенная злость. - Она видела твою медицинскую карту, когда тебя с переломом привезли. И там было указано, что ты беременна! Срок не маленький, Ксюша. Ты решила скрыть от меня моего ребенка?
Я несколько секунд молча смотрю на него, моргая часто-часто. А потом начинаю громко смеяться. Громко и заливисто.
- Все? Успокоилась? – строго спрашивает Толя, когда от смеха уже сводит живот.
- Упокоилась. Но тебе не стоило на ночь глядя мчать ко мне. Потому что ребенок не твой, Толя. Я забеременела после нашего расставания.
- Не делай из меня дурака. У меня есть фотография твоей медицинской карты, где указан срок, - раздраженно говорит он и тянется в карман за телефоном.
- Срок считают не от дня зачатия, а от окончания последней менструации. Поэтому плюс-минус оно сошлось с теми старыми временами, когда мы с тобой еще планировали свадьбу. А теперь, уходи, нам с тобой не о чем разговаривать.
Я разворачиваюсь, чтобы уйти, но Толя преграждает мне дорогу.
- Постой-ка, птичка. Это что означает – ты мне рога наставила сразу после расставания? Или, может, пока я на работе был, ты успела найти кого-то другого?
- И это мне говоришь ты? – повышаю голос. Раздражает до безумия. Что за вечер сегодня? То Леон, то Толя. И у всех одни притензии.
- Права была мама на твой счет. А это даже хорошо, Ксюш, - зло смеется он. - Ты хоть красивая, но на роль жены совершенно не годишься. С тобой даже поговорить не о чем. Только в работе своей сидишь, да на лево гуляешь, как оказалось.
- Исчезни, - рычу сквозь зубы, ощущая, как зарождается внутри меня гнев.
Толя окидывает меня презрительным взглядом, но ни сказать что-то, ни уйти не успевает, потому что на сцене появляется еще одно действующее лицо.
- Снова ты? – слышится за спиной знакомый голос.
Он же ушел, почему снова здесь?
- О, а вот и папаша заявился. Его ребенок ведь, да? От него залетела?
- Не угадал, - спокойно отвечает Вересов. – Если отец не я, и не ты, то, похоже, мужик, есть еще кто-то, о ком мы не знаем, - хмыкает Леон, насмешливо окидывая нас взглядом.
- Да идите вы к черту! – срываюсь я, бросаю пакет с покупками, который уже не в силах держать одной рукой на землю, и, толкнув плечом Толю, спешу скрыться за дверью дома.
Как назло лифт застрял где-то на шестнадцатом этаже и спускается слишком долго. По щекам текут слезы. Так унизительно. Безумно. Говорят обо мне так, словно я… словно я…
Всхлипываю громко, но тут же затихаю, потому что дверь за спиной грюкнула и послышались мужские шаги. Он остановился за спиной, в нос ударил до боли знакомый аромат парфюма. Молчит.
Створки лифта открываются, сначала прохожу я, а он за мной. В руках у него тот самый злосчастный пакет из-за которого все и произошло.
- Не реви, ребенку это на пользу не пойдет, - его голос звучит почти у меня над ухом.
- Тебе то какая разница? – огрызаюсь я и стираю непрошенные слезы пальцами. – Зачем вернулся? Забыл какие-то еще гадости сказать?
- Поговорить хотел.
- Уже наговорились.
Леон вздыхает. Лифт замирает на моем этаже. Слишком быстро приехал.
Я пытаюсь выдрать у Вересова свой пакет. Но вместо этого он забирает мою сумочку, нагло начинает рыться в ней, отыскивая ключи.
- Что ты делаешь? – он даже
