- Конечно, удобно! Посмотришь, где прошло моё беззаботное детство, познакомишься с моими родителями и младшей сестрой. Да, в конце концов, развеешься, сменишь обстановку.
- Уговорила, - весело соглашается Ника, и уже спустя 2 часа мы с ней встречаемся на вокзале.
Электричка приходит в мою родную деревню глубокой ночью, и мы с Никой почти не успеваем за время пути поговорить о чем-то серьезном. Утро и день следующего дня проходят также в заботах и общении с родными. Мой телефон дважды пытался уговорить меня ответить на звонок Давида, но я его проигнорировала. Однако, это не осталось незамеченным для Ники.
- Ась, у меня еще вчера были такие подозрения, а сегодня я убедилась наверняка – вы с Давидом поссорились. Не хочешь рассказать, что случилось?
Подруга всегда была деликатным человеком, и сейчас она тоже начинает разговор именно тогда, когда мы, наконец, остаемся одни на берегу нашей речки-вонючки. Конечно, мы пришли сюда не купаться, а просто позагорать и насладиться красотой природы вокруг родного села.
- Мы расстались, - говорю без предисловий, хотя и с небольшой паузой, которая помогла собраться с духом.
- Ась, ну зачем ты так сразу говоришь? «Расстались» - это очень серьезно. Разве можно так сразу «расставаться», если произошла очередная ссора?! Знаешь, сколько их будет ещё!
- Мы не ссорились, - обрываю подругу тихим заключением.
- Ничего не поняла… Если вы не ссорились, то почему тогда расстались?
Я собиралась рассказать Нике эту историю, тем более, что она и так является частично свидетелем всего произошедшего со мной в доме Марио. Но возвращаться, пусть даже мысленно к тем событиям, мне настолько тяжело и противно, что я уже собираюсь сменить тему.
- Подожди, подожди, - снова настаивает Ника, когда я отворачиваюсь в сторону, пытаясь отвлечься и не показать свои истинные чувства. – Это не из-за семьи Давида? – я продолжаю молчать, пытаясь подобрать слова. – Тебя обидела его мама? Или сестра?
- Нет, они не при чём, - пытаюсь закрыть тему родственников, ибо к сложившейся ситуации они уж явно не имеют отношения. – Я сама всё испортила.
- Как испортила? Это Давид сказал? Он тебя обидел? Ася, ну не молчи, ты ведь съедаешь сама себя! - Ника чувствует, что я на грани, и стремится помочь мне. Её неравнодушие действительно разрушает ту стену, которую я собиралась построить, чтобы не пускать никого в самый грязный уголок своего прошлого.
- Я не подхожу Давиду, - говорю уже сквозь слёзы. – Понимаешь, сначала я думала, чтоонмне не подходит… Боже, какая же я была дура! – рыдания не прекращаются несколько минут, при бабушке я не решалась дать слабину, а теперь очень подходящее время и место.
- Ась, может ты преувеличиваешь, как всегда? – утешая, спрашивает Ника, продолжая гладить меня по спине. – Ну с чего ты взяла, что не подходишь ему? Ты умная, красивая, добрая и честная. Ася, ну ты ведь всего лишь накрутила себя из-за какой-то ерунды, так ведь?
- Ника, я бы всё отдала, лишь бы это было так, - с горечью отстраняюсь от плеча подруги и отворачиваюсь, переводя взгляд на водную гладь, отражающую последние лучи заходящего солнца. – Понимаешь, Давид заслужил быть счастливым. Он столько всего пережил…
- Так ты до сих пор винишь себя в той аварии, что ли? – не выдерживает Ника.
- В аварии я себя виню и буду винить всегда, - спокойно отвечаю. – Но я сейчас не о ней. Давид хочет стать священником. Он недавно признался мне.
- И? – непонимающе смотрит на меня подруга. – Ты что против?
- Нет, конечно, это его выбор, и я думаю, что он станет прекрасным батюшкой. Но не со мной.
- Почему?
- Ты же помнишь, что было тогда у Марио на вечеринке? – я надеялась, что подруга сама догадается, но, видимо, придётся ей напомнить.
- Помню, конечно, в отличие от тебя, - Ника усмехается, а мне становится обидно. Не хочется больше продолжать этот разговор. – Только не пойму, как это связано с Давидом?
- То есть ты считаешь то, что я отдала себя непонятно кому - совсем не связано с Давидом? Будущий священник должен быть единобрачным, как и его жена. А я даже не уверена, что у меня был кто-то один. Ника, ну зачем ты заставила меня всё это вспоминать!?
Я поднимаюсь с места и иду к реке. Я не могу сидеть рядом с Никой, не могу смотреть ей в глаза, мне хочется сейчас прыгнуть прямо с этого крутого берега прямо в затянутую тиной воду – лишь бы смыть с себя воспоминания того дня.
Я подхожу к самому краю небольшого обрыва, но за секунду до прыжка, меня резко дергают назад.
- Ты с ума сошла?! – вскрикивает Ника.
- Нет. Тут совсем неглубоко, утопиться не получится. да я и не собираюсь, - усмехаюсь теперь уже я.
- Я не об этом, - серьезно обрывает меня. – Ты же мне сказала, что на вечеринке не было ничего, - глаза Ники сейчас выпадут от негодования. – Марио, козлина, обманул меня?!
- Ник, я не знаю, что тебе сказал Марио, но может и не обманул – я не знаю, с кем я была. Может, это был и не Марио. Это ведь ничего не меняет.
- Меняет! – чуть не плюётся от злости подруга. – Он мне обещал, что лично за тобой проследит и даже на шаг не подпустит к тебе никого. А на утро клятвенно доказывал, что никто тебя не тронул.
- К сожалению, тронул… - утираю рукой слёзы и начинаю надевать сарафан, чтобы идти домой. – Хорошо еще, что я ничего не помню, так бы меня эти воспоминания точно с ума свели.
- Постой, что значит «не помнишь», совсем?
- Совсем.
- А у доктора ты была?
- Нет, конечно. Я мечтала забыть обо всём, а не усугублять своё состояние еще и осмотрами гинеколога. Ник, мне не нравится эта тема, может, закончим уже…
- Ася, прости, но давай разберемся: у тебя были какие-то следы на теле?
- Слава Богу, нет. Но я понимаю, к чему ты клонишь – неопровержимые доказательства того, что всё точно было, у меня есть. Вернее, были. Я от них избавилась, чтобы забыть. А ты опять напоминаешь!
- И что же это за доказательства? – не унимается упрямая подруга.
- Мои окровавленные вещи. Ты, кстати, сама же их и собирала в мой рюкзак. Не заметила, что всё бельё в крови?
- Это всё? – спрашивает после небольшой паузы, во время которой, вероятно, что-то обдумывала.
- Я проснулась в чужой рубашке и с голым парнем. Теперь ты довольна? Достаточно тебе аргументов?
Вместо ответа Ника пару минут вглядывается в моё лицо, а потом начинает хохотать. Благо длится это недолго, потому что от её смеха моё сердце всё сжимается. Что смешного я сказала?
- Ася, ты просто дурында! Моя любимая дурында! – Ника пытается меня обнять, но я отскакиваю в сторону.
- Ты смеёшься над тем, что разрушило мою жизнь, и считаешь, что я буду с тобой обниматься после этого?
Подхватываю с земли покрывало, на котором мы сидели и разворачиваюсь, чтобы уйти, но Ника меня окликает.
- На твоих вещах не было крови!
44.
Эти слова заставляют замереть на месте. Не чувствуя под ногами опоры, оборачиваюсь и смотрю на подругу.
- Это глупо, Ник… - с досадой понимаю, что она не собирается брать свои слова назад. – Я потеряла сознание как раз от того, что увидела свои окровавленные вещи.
- Да с чего ты взяла, что они были в крови?! Ты их хотя бы в руки взяла, рассмотрела нормально?
- Конечно, я их брала в руки! Рассмотреть хорошо всё равно бы не удалось – там ведь лампочка в ванной еле светила… - пытаюсь вспомнить, что увидела и в памяти всплывают только красные разводы на джинсах и белое нижнее бельё почти полностью окрашенное в красно-коричневый цвет, я еще тогда решила, что это кровь, высыхая становится такого оттенка. – Подожди, но если это не то, о чём я подумала, тогда - что???
- Вино. Обыкновенное красное вино, - да, я пила его, помню, но как оно оказалось на моей одежде? – Марио сказал, что, когда тебе стало плохо, и ты начала извергать содержимое своего желудка…
